Конец эры

На моём палмтопе была предустановленная программка проверки грамматики, хотя до сих пор я ей ни разу не пользовался. Мой дневник за прошлый год всё ещё хранился на встроенной таблетке оптической памяти. Я открыл его в отдельном окошке рядом с липовым дневником и запустил проверялку грамматики на поиск общих стилистических черт в двух текстах. Программа выдала около дюжины графиков, в числе которых — «индекс читаемости Флеша–Кинкейда», «среднее количество слов в предложении» и «среднее количество предложений в абзаце». Вывод был однозначный — оба дневника, мой и путешественника во времени, были написаны в практически одинаковом стиле.

У программы проверки грамматики была ещё одна функция, которой я раньше никогда не находил применения: выдача алфавитного списка упомянутых в документе слов. Я применил её к обоим дневникам и отфильтровал список, оставив только слова, которые были в дневнике путешественника и отсутствовали в моём дневнике за прошлый год. Я подумал, что фальсификатор, возможно, выдаст себя использованием слов, которые я обычно не употребляю.

Я просмотрел список. Он включал множество слов, таких как «археоптерикс» и «выкашлял», но это всё были такие слова, которые я вполне мог употребить и сам. Лишь одно или два из них — как, например, «окоём» — звучали совершенно на меня непохоже, но у меня, в конце концов, есть диск с тезаурусом Роже.

Нет, всё было очевидно. Без одного из японских репликаторов с искусственным интеллектом и доступа к большому количеству написанной мной всячины в машинно-читаемой форме только один человек мог написать этот дневник путешественника во времени.

Я сам.

Если дневник подлинный, значит, должны существовать упомянутые в нём люди. И ту, которая, по-видимому, стояла у истоков всей этой чепухи, звали Чинмэй Чжуан.

Я сел за свой видавший виды рабочий стол, вероятно, помнивший ещё Гордона Эдмунда на посту куратора, и заговорил, обращаясь к настольному терминалу:

— Поисковый режим, — сказал я. — Чжуан, Чинмэй.

— Пожалуйста продиктуйте оба искомых термина по буквам, — ответил компьютер.

Я сделал, как сказано, и экран монитора моментально заполнился ссылками. В мире было по крайней мере три Чинмэй Чжуан. Одна из них вроде была ведущим экспертом по картофельным чипсам. Вторая — каким-то авторитетом в китайско-американских отношениях. Третья…

Третья несомненно была той, кого я искал: физик, судя по названиям найденных поисковиком работ, и…

Ага, вот это интересно: «Профессора арестованы при разгоне беспорядков в кампусе».

— Показать номер семнадцать, — сказал я.

На экране появилась заметка «Канейдиан Пресс» от 18 ноября 1988. Чинмэй Чжуан, в то время профессор на контракте, вместе с пятью другими профессорами была арестована в Университете Далхаузи в Галифаксе во время протестов против сокращения исследовательских фондов. В заметке говорилось, что она сломала голень одному из сотрудников университетской полиции. Вспыльчивая женщина.

— Назад, — сказал я. На мониторе снова появился список. Я стал просматривать его дальше — и улыбнулся. Надо же, она, как и я, тоже написала популярную книжку, «Временны́е ограничения: Тау в физике» в соавторстве с неким Г. К. Макензи, опубликованную издательством Университета Саймона Фрейзера в 2003 году.

Ссылка вела на список на сайте chapters.ca, который содержал рецензию, взятую из Quill & Quire, журнала, который я особенно люблю с тех пор, как он похвалил моих «Драконов севера»: «Макензи и Чжуан, специалисты по физике высоких энергий из ванкуверского TRIUMFа, представили сухой отчёт о текущем…»

Это было десять лет назад. Но попытаться стоило. Я активировал свой видеофон и запросил телефонный справочник.

— Ванкувер, пожалуйста, — сказал я задорной компьютерной физиономии, появившейся на экране. — TRIUMF. — Я продиктовал по буквам.

Компьютерное лицо продиктовало в ответ номер, параллельно показав его на экране. Музей не разрешает нам пользоваться функцией немедленного вызова, потому что она стоит дополнительные семьдесят пять центов, поэтому я нацарапал номер на бумажке и продиктовал его обратно в телефон. После двух гудков ответил мужской голос с пакистанским акцентом:

— Доброе утро, bonjour. TRIUMF.

— Здравствуйте, — сказал я и сам удивился, насколько взволнованно прозвучал мой голос. — Чинмэй Чжуан, пожалуйста.

— Доктор Чжуан сейчас недоступна, — ответил он. — Хотите оставить для неё сообщение?

— Да, — ответил я. — Да, хочу.

Чинмэй Чжуан не перезвонила и после трёх оставленных для неё в TRIUMFе сообщений, но я в конце концов выцыганил номер её не включённого в справочник домашнего телефона у того, кто ответил на мой звонок в четвёртый раз, поздно вечером. Когда я продиктовал телефону цепочку цифр, у меня вспотели ладони. Боже, я не нервничал так с того дня, как позвонил Тэсс и попросил её руки.

Торонто находится в 3300 км от Ванкувера; у меня здесь было начало одиннадцатого, что означало, что в Ванкувере едва перевалило за семь вечера. Телефон прозвонил трижды, прежде чем самодовольный логотип «Белл-Канада» совершил свой обычный прыжок за пределы экрана. Однако вместо лица доктора Чжуан я увидел надпись:

Затем с другого конца континента донёсся голос, тонкий и словно дрожащий от страха — расстояние, разумеется, его никак не искажало:

— Алло?

— Здравствуйте, — сказал я. — Могу я услышать доктора Чинмэй Чжуан?

Пауза. Потом:

— Кто говорит?

— Меня зовут Брандон Теккерей. Я работаю в Королевском музее Онтарио в Торонто.

— Меня не интересует членство в попечительском совете. До свидания.

— Подождите. Я не из финансового департамента. Я из отдела палеонтологии позвоночных.

— Позво… Где вы взяли этот номер?

— То есть, доктор Чжуан — это вы?

— Да, я. Как вы нашли мой номер?

Я попытался немного разрядить разговор.

— Поверьте, это было нелегко.

— Этот номер скрыт не без причины. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Я напустил в свой голос столько обнадёживающей теплоты, сколько смог.

— Вас правда нелегко найти, — сказал я, усмехнувшись.

— Это не ваше дело. — Пауза, в течение которой мы оба пытались решить, чья сейчас очередь говорить. Наконец, заговорила она:

— Мой телефон говорит, что ваш номер региона 905. Это не Торонто.

— Это Миссиссога, я там живу. Это рядом с Торонто.

Послышался вздох облегчения.

— И это не мобильный телефон, верно? Значит, вы не в Ванкувере? — Её голос немного повеселел, но всё ещё нервно подрагивал — совсем не тот голос, про который можно сказать «чёткий». Как там было написано в дневнике? Чёткий, размеренный, отщёлкивающий согласные, словно батарея автоматических выключателей. Это явно сказано про совершенно другого человека.

— У вас видеофон, доктор Чжуан? Мы можем включить видео?

— Нет.

Что бы это значило? «Нет, у меня не видеофон», или «Нет, я не хочу включать камеру»?

— Э-э… хорошо, — сказал я, наконец. — Неважно. — Внезапно я осознал, что не знаю, о чём дальше говорить. То, что я хотел спросить, было настолько невероятно, настолько немыслимо. Если это розыгрыш, то организовать его мог только один человек — Кликс, на время саббатикала переехавший в Торонто. Я его убью, если это всё не взаправду.

— Я уже некоторое время пытаюсь вас разыскать, доктор Чжуан. Мне нужно обсудить с вами одно дело.

Её голос всё ещё звучит настороженно.

— Очень хорошо. Но будьте кратки.

— Конечно. Вы, случайно, не знакомы с человеком по имени Майлз Джордан?

— Когда-то я знала Сьюзан Джордан.

— Нет, вряд ли тут есть связь. Майлз тоже палеонтолог. Работает в Королевском Тиррелловском музее в Драмхеллере, Альберта.

— Хороший музей, — сказала она. — Но какое он имеет отношение ко мне?

— Слово «стазис» о чём-нибудь вам говорит?