Конец эры

— Точно так, — удивлённо подтвердил я. — Вы знаете о планетах?

Существо проигнорировало мой вопрос.

— Миллион — это число в… в десятичной системе? Десять раз по десять раз по десять раз по десять раз по десять раз по десять, да-а-а?

— Там было пять «десять раз по»? — сказал я. — Тогда да, это миллион.

— Шестьдесят… пять… миллионов… лет… — сказало существо. Помолчало, потом снова харкнуло на землю кровью. — То, что вы говорите, трудно принять.

— Тем не менее, это правда, — сказал я. По непонятной причине я испытал извращённое удовольствие от того, что смог произвести впечатление на эту штуку. — Я понимаю, что временной промежуток в шестьдесят с лишним миллионов лет трудно осознать.

— Осознать можем мы; мы помним прошлого вдвое больше, — сказал троодон.

— Боже мой! Вы помните, что было… э-э… сто тридцать миллионов лет назад?

— Любопытно, что вы владеете богом, — сказал Ромбик.

Я мотнул головой.

— Ваша история длится сто тридцать миллионов лет? — Если сейчас конец мела, то это получается граница между триасом и юрой.

— История? — не понял троодон.

— Непрерывная письменная запись, — сказал Кликс. Он замолк на мгновение, видимо, осознав, что у желеобразных организмов почти наверняка нет письменности в том виде, в каком мы её знаем, раз у них даже рук нет. — Или непрерывная запись прошедшего в любой другой форме.

— Нет, — сказал троодон, — такого не имеем мы.

— Но вы только что сказали, что помните время сто тридцать миллионов лет назад, — сказал Кликс с разочарованием в голосе.

— Мы помним.

— Но как же вы тогда…

— Но мы не знали, что возможно перемещаться во времени, — сказал Ромбик, перебивая Кликса. — Вчера, тот чёрный и белый диск ударился о землю. Это ваше средство перемещения во времени?

— «Стернбергер», да, — сказал Кликс. — Полностью он называется «обитаемый модуль темпорального фазового сдвига Чжуан», но пресса его называет просто машиной времени.

— Машина времени? — голова рептилии подпрыгнула. — Фраза взывает. Скажите как работает.

Кликса, по-видимому, этот вопрос разозлил.

— Послушайте, — сказал он. — Мы о вас ничего не знаем. Вы влезли нам в голову. Что вы за хрень вообще?

В первый раз я заметил, как необычно троодон моргает: по отдельности, сначала левым, потом правым глазом.

— Мы вошли в вас только чтобы впитать ваш язык, — произнёс Ромбик. — Не нанесли вреда, так?

— Ну…

— Мы можем войти снова чтобы получить ещё информацию. Но нужно много времени. Неуклюже. Языковые центры очевидны в структуре мозга. Конкретное воспоминание тяжело нацедить. Нацедить? Нет, выдоить. Проще, если вы нам скажете.

— Но нам было бы легче общаться, если бы мы узнали о вас побольше, — сказал я. — Вы, несомненно, понимаете, что общая система понятий облегчает коммуникацию.

— Да-а-а. Поддерживаю и повышаю… Нет, просто поддерживаю. Общая система ориентиров. Смыкает. Очень хорошо. Спрашивайте.

— Отлично, — сказал я. — Кто вы такие?

— Я есть я, — ответила рептилия.

— Великолепно, — пробормотал Кликс.

— Неудовлетворительный ответ? — спросил теропод. — Я есть этот самый. Нет имени. Имя не смыкает.

— Вы — одно существо, — сказал я, — но у вас нет собственного имени. Это так?

— Это так.

— Как вы отличаете себя от других вашего вида? — спросил я.

— Других?

— Ну, вы знаете — других особей. Один из вас находится в этом троодоне, другой — в этом. Как вы различаете друг друга?

— Я здесь. Другой там. Просто, как 3,1415.

Кликс хохотнул.

— Но что вы такое? — спросил я, злясь на Кликса.

— Не смыкает.

— Вы беспозвоночные.

— Беспозвоночные: животные, не имеющие спинного хребта, да-а-а?

— Да. От кого вы произошли?

— От Большого Взрыва.

— Нет, нет. Я… чёрт! Я хочу знать, чем вы являетесь, из каких форм жизни эволюционировали. Вы непохожи ни на одну из тех, что я видел прежде.

— Вы тоже.

Я покачал головой.

— Я не слишком отличаюсь от динозавра, в котором вы сейчас находитесь.

— Динозавр — эффективное существо. Сильное. Острое зрение. Тонкое обоняние. Ваши вялые по сравнению.

— Да, — сказал я, приходя в раздражение. Многие годы я объяснял людям, что динозавры не были теми инертными тупыми животными, какими их изображают в мультиках, но слышать то же самое от рептилии было почему-то обидно. — Но всё же сходства больше, чем различий. Мы двуноги. У нас по две руки, два глаза, две ноздри. Наша левая сторона является почти точным отражением правой…

— Бисексуальная симметрия, — вставил динозавр.

— Билатеральная симметрия, — поправил я. — Очевидно, что мы с динозавром связаны родством — у нас общий предок. Мой вид произошёл от древних рептилий, но тут есть и другие существа, крошечные млекопитающие, которые состоят с нами в ещё более близком родстве. Но вы… Я изучал историю развития жизни с самого её начала. И я не знаю ни про одно животное, которое было бы похоже на вас.

— Его тело — одни мягкие ткани, — сказал Кликс. — От них не будет окаменелостей.

Я повернулся к нему.

— Но разумная жизнь за миллионы лет до появления первого человека? Это невероятно. Это почти как…

Мне нравится думать, что я уже готов был высказать правильную догадку, что в этот момент я сложил кусочки головоломки и понял, что происходит. Но мои слова заглушил громоподобный хлопок, за которым последовал рёв нескольких динозавров и крики переполошённой летающей мелочи. Я узнал этот звук сразу же, потому что мой дом находится к югу от аэропорта Пирсон, и эти звуки, несмотря на жалобы мои и соседей стали частью нашей повседневной жизни с тех пор, как канадский Минтранс разрешил полёты сверхзвуковых суперлайнеров «Ориент Экспресс». Высоко над нами три крошечных сферы пересекали небо на двух или трёх махах [13]. Снизу они были похожи на самолёты, но я тут же понял, что это нечто большее.

Космические корабли.

— Мы из неверных предпосылок исходите, — произнёс Ромбик, как только шум утих. — Мы не с этой планеты.

Кликс остолбенел от удивления, что безмерно меня порадовало.

— Тогда откуда? — спросил он.

— Из… нашего мира. Имя не нашли в вашей памяти. Это…

— Она в этой же солнечной системе? — спросил я.

— Да-а-а.

— Меркурий?

— Живое серебро? Нет.

— Венера?

— Нет.

— Не Земля. Марс?

— Марс… а, Марс! Четвёртая от солнца. Да-а-а, Марс — наш дом.

— Марсиане! — воскликнул Кликс. — Настоящие живые марсиане! Кто поверит?

Ромбик уставился на Кликса неподвижным взглядом.

— Я, — сказал он со звериной серьёзностью.

Граничный слой

Дневник путешественника, рассказывающий о путешествии в конец мезозоя, мог быть только фальшивкой. Чем ещё? О, его стиль письма на первый взгляд напоминал мой. В сущности, кто бы ни был его автор, он явно читал мою книгу «Драконы севера: Динозавры Канады». Когда я готовил рукопись для этой книги, то от курсива меня начало тошнить. Видите ли, ещё Линней решил, что биологическая классификация должна быть на латыни, а в современном английском иностранные слова принято печатать курсивом. Кроме того, Линней решил, что название рода должно писаться с большой буквы: Tyrannosaurus rex. Поскольку не существует обычных, обиходных названий для отдельных разновидностей динозавров, в популярных книгах, которые рабски следуют обоим правилам, каждое десятое слово либо начинается с большой буквы, либо напечатано курсивом — пытка для читательских глаз.

Коллеги потом долго мне этим попрекали, но в «Драконах севера» я послал оба правила лесом. При первом упоминании мезозойской твари я следовал линнеевскому стандарту, но дальше я употреблял её название, словно обычное английское слово, как «кошка» или «собака», без заглавных букв и курсива. Так вот, кто бы ни сляпал этот липовый дневник, он воспроизвёл по крайней мере эту часть моего стиля.