Завещание Малого Льва

— Она отключилась. А телепатией я не владею!

— Успокойся, вряд ли ее украли Оборотни. Скорее всего, она просто устала. Я знаю, Скирни не любит праздников.

— От меня она тоже устала? Меня месяц не было на Пьелле, я вообще тут редко бываю…

— Редко, — кивнула Гева, — а почему?

Она незаметно уводила его подальше от громкой музыки, где-то в углу на диванчике они сели. Стоять он уже как следует не мог.

— У меня полно дел на Шеоре.

— Вот именно. Дела на Шеоре, а жена на Пьелле. Вот я и спрашиваю: почему так получается?

— Ну, знаешь, Гева…

— Я хочу понять. Вы ведь любите друг друга? Скирни ждала тебя шестнадцать лет. Почему вы опять живете врозь? Что у вас не так?

— Всё так, — соврал Льюис.

Он совершенно не мог говорить на эту тему. Мало того, он даже думать об этом не мог, надеялся, что со временем всё пройдет само. А в результате — Гева была права — просто сбегал на Шеор.

— Льюис, — посмотрела на него жрица глубокими как бездны зелеными глазами, — я могу вам помочь.

— Как? — уставился он на нее в полном отчаянии.

— Ну, для начала скажи, что у вас происходит.

— Да ничего не происходит, — признался он, потупившись, — в том-то и дело, что ничего. У меня нет жены, Гева. У меня есть сестра. Которая, не сомневаюсь, меня очень любит. И я ее люблю. Но мне нужна жена!

— Вот как, — Гева покачала головой, — да, Скирни — скрытная девочка… Она должна прийти ко мне, Льюис. Пусть прилетает в Золотые пещеры или домой. Я ей помогу.

— Она сама врач, — усмехнулся Льюис.

— Да. Но она не жрица Термиры.

— Да, конечно… Помоги, Гева. Сделай что-нибудь! Ты не представляешь, как я ее люблю!

Гева улыбнулась.

— Как же ей повезло. Не волнуйся, Льюис, я всё сделаю, пусть только придет.

— Сначала пусть найдется, — вздохнул он.

— Поищи ее дома. Это мой тебе совет.

Мудрая Гева оказалась права. Не учла она только одного — что у Скирни будет ребенок. От этого и сам Льюис остолбенел, когда увидел ее на диване в гостиной со свертком и бутылочкой.

— Ой, — сказала она растерянно, — это ты…

— Я тебя вообще-то искал…

— Извини, Льюис. Понимаешь, природа не спрашивает. Видишь — Одиль родила мальчика.

— Вижу, — совсем окаменел он, — Одиль родила мальчика. И почему-то он у нас.

И еще он видел, что этот мальчик интересует Скирни гораздо больше, чем муж, которого она не видела целый месяц.

— Она сбежала, Льюис.

— Поздравляю. Всё к тому и шло.

— Ну как ты можешь так говорить?

Скирни отвернулась от него к бутылочке. Она была очень женственна с этим свертком и с этой нежностью на лице, предназначенной совершенно другому существу. Льюис уныло, тяжело, не раздеваясь и не разуваясь, опустился в кресло напротив, только шапку снял и уронил на пол. Он почувствовал себя несоразмерно большим, грубым и неуклюжим, не говоря о том, что совершенно лишним здесь.

— А ты хочешь сказать, что этот пацан будет жить у нас?

— Нет, — снова взглянула она, как ему показалось, разочарованно, — не будет, успокойся. Леций ищет ему других родителей. А пока, конечно, я о нем позабочусь.

— И как долго будет это «пока»?

— Не знаю.

Она снова отвернулась. Он понял, что теперь у него не будет не только секса — черт с ним с сексом — у него не будет и ее любви, ее тепла, ее непередаваемой нежности, которая заменяла ему всё. Не будет даже ее внимания. Ей будет вообще не до него. И уж, конечно, она не пойдет ни к какой Геве…

— Знаешь, — немного виновато сказала Скирни, — мне, наверно, придется пожить с ним в больнице. Иначе я не смогу совмещать это с работой.

— Живи, — ответил он мрачно, — всё равно я завтра возвращаюсь на Шеор.

Звуки бала еще не утихли, отдаленно доносясь до личных покоев.

— Я хочу спать, — сухо заявила Ингерда, — утром поговорим.

И закрыла дверь у него перед носом. Леций остался стоять в коридоре с привычным смешанным чувством вины и раздражения. Он так и не смог ей объяснить, почему его так долго не было. А она не захотела этого услышать. Надо было ждать завтрашнего дня, чтобы оправдаться.

К тому, что она спала в отдельной спальне, он давно уже привык и даже не удивился. Только пнул сапогом дверь и пошел обратно. Обычно Ингерда страдала бессонницей и не хотела, чтобы ее беспокоили. Так она это объясняла. Он соглашался, потому что часто сам ложился только под утро. Они жили совсем в разных ритмах. Любила она его страстно, как в молодости, но импульсивно, только тогда, когда сама этого хотела, то есть в те редкие моменты, когда ни на что не обижалась. И к этому он тоже привык.

— Ну что? — встретил его брат издевательской усмешкой, — получил? Кто же бросает свою королеву посреди бала? Она тебя дубиной не огрела? А зря.

— Я был занят, — хмуро ответил Леций.

— Кем? — усмехнулся Конс, — Эснуэллой?

Слуга подбежал к ним с подносом, и они оба взяли по бокалу. Хотелось напиться и немедленно. И сказать какую-нибудь гадость этому пошляку.

— Дурак, — сказал Леций, откровенно грубея от усталости, — я принимал роды.

— Что?

— То! Пока вы тут веселились, Сия родила. А я помогал Скирни. Ты когда-нибудь видел, как женщина рожает?

— Бог миловал.

— А меня не помиловал. Я, честно говоря, думал это проще.

— Значит, Сия родила… — Конс никак не мог осмыслить услышанное и растерянно почесывал черную бороду, — надо же… как это ее угораздило в Новогоднюю ночь?

Леций пил. На душе было муторно.

— Нам назло, — сказал он, — не упускает ни одной возможности. С женой я теперь не скоро помирюсь.

— Да зачем тебе вообще с ней мириться? Всё равно скоро поссоришься. Ты совершенно не умеешь выбирать жен, братец. Впрочем, после Энии это уже шаг вперед.

— Если бы не Эния — не было бы Риции, — напомнил ему Леций.

Конс кивнул.

— Ну да. А если бы не Ингерда — не было бы двух таких замечательных отпрысков — Герца и Ассоль! Один лучше другого! Тебе нельзя жениться, Лей. А детей плодить и подавно. Послушай хоть раз старшего брата.