Завещание Малого Льва

— Послушал бы. Но у меня есть только младший брат. Он пьян и несет всякую чушь.

— Твоей третьей женой будет Мравия. Ты всегда выбирал самых красивых и самых стервозных. И она сделает с тобой то, что Ингерде так и не удалось — она вышколит тебя так же, как всех своих львов мужеского пола. А я с удовольствием на это посмотрю.

Леций взглянул на брата, ему совершенно не хотелось злиться. Он рассмеялся.

— Уж лучше я тогда женюсь на Матери-Медузе!

Они вместе хохотали, громко до неприличия. Впрочем, уже все вокруг были достаточно пьяны. Потом Леций вспомнил, что Сия вообще-то сбежала, а ребенку нужны родители, но подумал, что говорить об этом лучше на трезвую голову: сначала с женой, потом с братом, потом с Гевой… по степени вероятности.

Всё утро и до обеда он проспал. Один, в своей спальне, даже не разбирая кровати. Кто-то из слуг снял с него сапоги и накрыл его сверху пледом. Потом он долго и заторможенно брился, смутно припоминая, что должен сегодня сделать — помириться с женой и найти мальчику родителей. Он полагал, что первое будет проще, но он ошибся.

Ингерда его впустила. Он вошел и не узнал ее, подумал, что померещилось с похмелья.

— Я это, я, — усмехнулась она, — никогда меня такой не видел? Вот, посмотри. Краска смыта, тонизаторы выветрились, инъекции рассосались. А в тренажерный зал я больше не пойду. Хватит с меня. Ты женат на старухе, Леций Лакон.

Он даже не знал, что ответить, чтобы не огорчить ее, он был просто в шоке.

— Я столько сил положила, чтобы выглядеть вчера! А ты просто меня бросил. Взял и исчез куда-то! Всё зря. Столько усилий — и всё коту под хвост. Так мне и надо, дуре!

Он всё еще не находил слов. Он знал, что женщины стареют, но почему-то думал, что его жены это не коснется. И вот ему неожиданно предъявили счет. Счет за прожитое время. Он стоял, осознавая новую реальность, а за окнами мела метель, хмурый ледяной залив как будто насупился после вчерашнего веселья и посерел. Тусклый был день и ничего хорошего не сулил.

— Я еще могу быть красивой, — продолжила Ингерда, даже голос у нее как-то охрип и постарел, как будто она всю ночь курила, — но только на короткие промежутки времени. И я хотела, чтобы в эти промежутки ты бывал со мной. Но если так… то мне просто нет смысла бороться.

— Не борись, — сказал он наконец.

Шок прошел. Через несколько минут он уже привык к ее отекшим глазам, сухой коже и морщинам на лице, за этим всё равно была прежняя Ингерда с ее зелеными глазами, упругим, упрямым ртом и кольцами густых волос. И ничто не могло ее скрыть. Он знал ее такой, он ее такой и видел. Остальное было просто налетом.

— И сама устала и меня замучила. Зачем только?

— Еще скажи, что тебе всё равно, — усмехнулась она.

— Мне не всё равно, но не в том смысле. Если тебя это так огорчает, то с какой стати радоваться мне? Но не думай, что это что-то меняет. Миллионы мужчин имеют стареющих жен, и ничего в этом страшного нет. Мы и сами не вечны. Женщина может быть прекрасной в любом возрасте. Просто ты почему-то хочешь выглядеть на двадцать пять.

— А на сколько, по-твоему, выглядят эти львицы?

— Да при чем тут эти львицы?

Ингерда посмотрела на него как на тупого и развела руками.

— Только притом, что они есть. И они тебя окружают!

Он устало вздохнул.

— Герда, я был не с ними. Я принимал роды у Сии.

— Знаю, — сказала она, — слуги уже доложили.

— Даже так? Знаешь и возмущаешься?

— У тебя вечно что-то случается. Не одно так другое. Я устала от этого. Я вообще от всего устала!

— Герда…

— Знаешь, — заговорила она обреченно, — это уже не исправишь. Я в самом деле устала от этой борьбы. Я хочу спокойно состариться, растолстеть и сморщиться, я имею на это право, как любой биологический объект. Только не здесь и не при всех.

— Герда, ну что ты опять придумала?

— Наше время кончилось, Леций, — посмотрела она сверкнувшими глазами, — а то, что его было мало — ты сам виноват. Ты был с кем угодно, только не со мной.

Это он слышал уже не один раз. Он тоже устал, в том числе и от страха ее потерять. Над серым заливом крутилась поземка, заворачиваясь в петлю, как будто подсказывая, что ему нужно надеть на шею.

— А может быть, это ты была не со мной? — сказал он хмуро.

— А по-другому и быть не могло, — горько усмехнулась она, — мы слишком разные. Пора это признать. Знаешь, отец был прав еще тогда, когда отослал меня на Землю. А я, дура, двадцать лет с ним не разговаривала. Он лучше всех понимал, что я нормальная земная женщина, и мне с тобой будет невыносимо. Какое мне дело до твоих аппиров? Ты думал, я начну так же рьяно за них бороться? Да, я пыталась заниматься благотворительностью, но это их только развращает. Они как были вампирами, так и остались. А теперь я должна полюбить Оборотней и расшаркиваться с этими лицемерными нестареющими красотками? Тебя вечно окружают монстры, и они тебе гораздо интереснее, чем я. Ты даже в постели пытаешься мне о них рассказывать!

— Герда…

— Никто не виноват. Просто мы ошиблись. Мы слишком разные с тобой. За сорок семь лет совместной жизни можно было это понять. Мы не созданы друг для друга.

Она как будто даже была спокойна, но горечь в ее словах всё-таки слышалась.

— И при этом, — усмехнулся Леций, — сорок семь лет я тебя любил.

— Конечно, — кивнула она, — и считал, что уже этого вполне достаточно. А женщине нужны проявления этой любви, понимаешь? Мы, землянки, видишь ли, недогадливые, читать чужие мысли не умеем. И словам иногда не верим. Ты меня любил… как бы это сказать… по остаточному принципу. Останется время — загляну к жене!

Леций считал, что было как раз наоборот, но спорить не имело смысла. Ингерда всё решила сама, и он где-то в душе уже с ней согласился.

— Я никогда не была с тобой счастлива, — беспощадно и безразлично заявила она, — разве только короткими вспышками. Я не была любимой, я не была необходимой… Я очень сильная, Леций, я привыкла выходить победителем и не выношу, чтобы меня жалели, поэтому никто никогда об этом не догадывался. Да и сейчас никто не узнает… как никто не увидит моей старости. Такого удовольствия я твоим львицам не доставлю.

— И поэтому ты хочешь меня бросить, — уточнил он, совершенно отупев не то от боли, не то от бесконечной досады, на то, что бесполезно сто раз объяснять одно и то же: и про львиц, и про аппиров, и про любовь…

— Я хочу тебя освободить, — сказала она, — тебе нужна другая жена, такая же бессмертная…