Колесо Фортуны

- Прочь, скоты! Я вас всех... - закричал он и выхватил шпагу.

Шпага булькнула где-то за бортом, а крючники взяли Орлова в кулаки. Они не кричали и не лаялись, слышались только натужное сопение и глухие удары, будто на току цепы молотили недосушенный в овине сноп.

От смерти Григория спасло только то, что крючников было много - они мешали друг другу размахнуться и садануть во всю силу. И Савва. Он метался позади сгрудившихся тел, горестно бил себя по полам гуньки и взывал:

- Ну будя, будя, робяты!.. Не губите душу христианскую!..

Крючники его не слушали и продолжали молотить.

Но когда Орлов упал, Савва закричал:

- Тады убивайте и меня, окаянные!

Он прорвался в кольцо и упал тоже, прикрывая собой Орлова. Крючники отступились.

- Эх вы, ироды! Рази так-то можно? - с трудом поднимаясь, сказал Савва. - Вовсе остервенели, дьяволы...

- Куды его теперь?

- А за борт - и концы в воду!

- Да вы что, душегубы?! Как можно?.. Снесите на бережок, и Христос с ним... Может, отлежится ишшо...

За руки и за ноги крючники сволокли неподвижное тело на берег и бросили среди поленниц. Через какое-то время Орлов очнулся, но подняться на ноги не смог. Тогда он пополз, чтобы выбраться из поленниц, почувствовал под руками твердую тропу, снова попытался встать и потерял сознание.

Сен-Жермен тщательно ощупал его конечности, помял пальцами грудь и живот. Орлов кряхтел и морщился, крепясь, чтобы не застонать.

В дверь постучали. Слуга подал Сен-Жермену небольшой саквояж зеленого сафьяна.

- Избили вас основательно, - сказал граф, - но переломов нет. Оботрите его мокрым полотенцем, Домна Игнатьевна, потом другим разотрите досуха. Вот вам мазь, смажьте все кровоподтеки, да, пожалуй, все тело, раз его так разукрасили. Лицо я сам смажу.

- Сильно мне портрет попортили? - стесненно спросил Григорий.

- Ничего страшного, - еле заметно улыбнулся граф. - От этой мази опухоль к утру спадет, а через день никаких следов не останется, будете прежним красавцем.

Только больше в драки не ввязывайтесь - я завтра уезжаю, а ваши лекари умеют лишь пускать кровь и тем отнимать у больных последние силы.

- Как, уже завтра? - Григорий попытался приподняться и, застонав, рухнул обратно. - Отчего так спешно?

- Пора, мой друг, я и так здесь засиделся.

- Как мне вас благодарить за все?!

- Вам не за что меня благодарить, Грегуар. Все, чего желали, вы совершили сами, без моего участия.

- А ваши советы?

- Какие пустяки! Любой беспристрастный наблюдатель мог сказать вам то же самое.

- Вы всегда так - не хотите даже слушать о благодарности. А сколь я, мы все вам обязаны!

- Оставим этот разговор. Нельзя ли у вас, Домна Игнатьевна, попросить воды?.. Да, этого бокала вполне достаточно.

Сен-Жермен достал из саквояжа коробочку. В коробочке, обложенной изнутри черным бархатом, лежал нефритовый флакончик. От нескольких капель густой темной жидкости в комнате распространился странный пряный аромат, вода в бокале мгновенно стала рубиновой, как сок граната, грани бокала засветились.

- Выпейте. Это слегка горчит, однако вполне терпимо. Вот так! Минут через десять вы заснете и спать будете долго. Может быть, целые сутки. Зато проснетесь здоровым. Только при одном условии, Домна Игнатьевна, ни под каким видом никого к нему не допускайте. Если его разбудят, это может ослабить действие лекарства.

- Уж будь покоен, батюшка граф, - костьми лягу!..

- Я знаю, на вас можно положиться. Ну что же, Грегуар, прощайте, желаю вам счастья.

- Саго padre, благодетель мой... я... мы... Я никогда... Я всю жизнь буду помнить, что счастьем своим обязан вам.

- Полно, Грегуар! Счастье свое человек создает сам, а вот несчастья ему помогают складывать и другие...

Если бы все зависело от меня, я желал бы вам несколько иного счастья, но это уже дело вкуса...

Орлов порывался что-то сказать, открывал рот, тут же его закрывал и наконец проговорил:

- Простите меня, саго padre... Я хотел просить вас...

Не смею и все-таки должен... Я, почитай, сутки не был во дворце. Там небось хватились, спрашивают...

- Давеча Алешка прибегал, везде тебя ищут, - сказала Домна.

- Вот видите - императрица беспокоится... А мне, кроме вас, просить некого... Не мамушку ж туда посылать или лакея?.. А вас, как ни поздно, все одно примут, если сказать, что от меня...

Орлов умоляюще смотрел на Сен-Жермена, тот не отводил взгляда от окна и молчал.

- Напрасно, - сказал он, поворачиваясь, - напрасно вы беспокоитесь об императрице, она много хладнокровнее, чем вы думаете, и ради нее я бы не поехал. Но я поеду, так как беспокоюсь о вас - вас могут разыскать.

Остановить императрицу не сможет даже Домна Игнатьевна, она нашлет своих лекарей, и те своим невежеством доделают то, что не сумели напавшие на вас... Я поеду, - сказал он, вставая, - хотя не жду от этого визита ничего хорошего. Нет, пожалуйста, не благодарите меня, - остановил он Орлова, порывавшегося что-то сказать, - считайте, что я делаю это просто из тщеславия: не хочу, чтобы невежды испортили мою работу, - улыбнулся он. - На прощание, Грегуар, один совет. Когда на вас действительно нападут грабители и вы не сможете их одолеть, лучше сохранить жизнь, чем несколько монет. Тем более, что, убив вас, они все равно очистят ваши карманы.

- Саго padre, - еле шевеля непослушными губами, проговорил Орлов. Лекарство начало действовать, и каждое слово давалось ему все с большим трудом. - Я не хотел... мне стыдно было... Во всем виноват...

Губы его перестали шевелиться, веки опустились, он вздохнул и затих.

- Заснул, - сказал Сен-Жермен. - Вот и прекрасно!..

Прощайте, Домна Игнатьевна, знакомство с вами доставило мне истинное удовольствие.

- Спаси тебя Христос, батюшка, - сказала Домна, которая, будто молясь, все время прижимала руки к груди и не сводила с него глаз.

- Прежде чем выбрасывать изорванный мундир Грегуара, не забудьте вынуть деньги из карманов, - сказал Сен-Жермен, направляясь к двери.

Домна послушно покивала и схватила подсвечник, чтобы проводить графа. Так она и вышла с подсвечником на крыльцо. Кучер подобрал вожжи, дернул их, и карета покатила в сторону дворца. Часть дворца была отсюда видна окна там были залиты светом, у подъезда горели смоляные плошки. Домна перекрестила удаляющуюся карету и ушла в дом.