Рифтеры (Сборник)

Он хмыкнул и принялся обследовать рюкзак.

– А вот там ничего нужного тебе нет, – сказала Лени.

– Угу. – Тем не менее что‑то привлекло его внимание. Он вытащил костюм из черной блестящей ткани.

Тот начал корчиться у него в руке.

– Черт! – Метис уронил комбинезон на землю. Тот не двигался. Притворялся мертвым.

– Это что за хрень... – Бродяга взглянул на Кларк.

– Маскарадный костюм. – Она встала на ноги. – Тебе не подойдет.

– Чушь. Это же та отражающая кополимерная штука. Такую носит Ленни Кларк.

Кларк моргнула:

– Что ты сказал?

– Леонард Кларк. Глубоководный жаброчеловек. Он еще землетрясение устроил. – Мужик пнул гидрокостюм скрюченной ступней. – Ты что, думаешь, я не знаю? – Он поднял руку с пистолетом и дотронулся дулом до уголка линзы. – Как я, по‑твоему, их заполучил? Ты не первая поклонница в городе.

– Леонард Кларк?

– Я сказал уже. Ты глухая или тупая?

– Я дала себя изнасиловать, кретин. Тебе. Так что, похоже, тупая.

Бродяга долго не мог отвести взгляд от ее лица, а потом сказал:

– Ты и раньше это делала.

– Ты даже не представляешь, сколько раз.

– Что, стало нравиться?

– Нет.

– Ты не сопротивлялась.

– Да? А многие сопротивлялись с пушкой у виска?

– Ты даже не испугалась.

– Я слишком устала, идиот. Ты меня отпустишь, убьешь или как? Только прекрати мне вешать лапшу на уши.

Метис громоздко и неуклюже двинулся к ней. Лени только фыркнула.

– Иди, – каким‑то странным голосом сказал он, а затем совершенно глупо добавил: – А ты куда направляешься‑то?

Она подняла бровь:

– На восток.

Латинос покачал головой:

– Не прорвешься. Там большой карантин. Чуть ли не до самого Пыльного Пояса. – Он махнул рукой на юг, в сторону боковой улицы. – Лучше в обход.

Кларк постучала по запястнику:

– В списках ничего похожего.

– Ну тогда катись куда хочешь. Мне‑то какая разница.

Не отводя от него глаз, Лени склонилась и подобрала костюм. Метис держал рюкзак за лямки, глядя внутрь.

Он напрягся.

По‑змеиному быстрым движением она выхватила оттуда дубинку и направила ему прямо в брюхо.

Бродяга отступил, по‑прежнему сжимая в руке рюкзак. Его глаза сузились до молочных щелочек.

– Почему ты этим не воспользовалась?

– Не хотела заряд тратить. Ты его не стоишь.

Он взглянул на пустые ножны, висящие у нее на поясе.

– А почему там не держишь? Откуда быстрее доставать?

– Ну вот если бы рядом с тобой был ребенок...

Они смотрели друг на друга глазами, видевшими все

в черно‑белом цвете.

– Ты мне позволила. – Метис замотал головой, противоречие, казалось, причиняло ему боль. – У тебя было вот это, но ты все равно мне позволила.

– Рюкзак, – напомнила Кларк.

– Ты... меня подставила. – Разгорающийся гнев в голосе и глубокое удивление.

– Может, я просто люблю погрубее.

– Ты заразна. Ты – переносчик.

Лени слегка качнула дубинкой:

– Отдай мне мои вещи и тогда, возможно, проживешь достаточно, чтобы узнать наверняка.

– Ах ты тварь.

Но рюкзак он все же протянул. Только сейчас Лени заметила перепонки между пальцами на его руке и гладкие кончики обрубков безо всяких шрамов. Значит, обо­шлось без насилия. Их не отрезали в уличной драке. Он таким родился.

– А ты пробирочный, что ли? – спросила она.

Может, он был старше, чем выглядел; фармы не рас­пространяли глючные генотипы уже лет двадцать. Дефективные, конечно, тратили на лекарства больше здоровых людей, но глобальная обстановка выворачивала детей наизнанку и так, без посторонней помощи. И без жалоб от недовольных покупателей.

– Пробирочный, спрашиваю?

Он прожег ее взглядом, его трясло от бессильной ярости.

– Хорошо, – сказала она, забирая рюкзак. – Поделом тебе, урод.

ЗАПАДНЯ

Голос в ухе Лабина солгал.

Он не выезжал за пределы Н'АмПацифика с самого оползня. Уже много лет не был в Севастополе и Филадельфии. И тем более никогда не появлялся в Уайтхорсе. Надеялся, что не доведется, уж очень неприятные слухи ходили об этом месте.

Но возможность такая была. Ложь казалась вполне правдоподобной, особенно для тех, кто знал Лабина, но понятия не имел о его нынешней жизни. А может, ложь была даже ненамеренной. В ход пошла глупая догадка, основанная на бог знает каких невнятных данных. Кто‑то сгреб в охапку несколько случайных слов, уделяя больше внимания грамматике, а не истине.

Кен задумался, не положил ли сам начало слухам, и, прежде чем отправиться в Садбери, решил проверить эту гипотезу.

Он снова залогинился в Убежище и запустил новый поиск: «Джуди Карако, Лени Кларк, Элис Наката» и «Кеннет Лабин».

В этот раз к нему обратился другой голос. Он говорил мягко, спокойно, почти шептал. Не упоминал об аллитерации и рифмах. Частенько произносил твердые согласные неправильно.

И называл его Майком.

* * *

На суборбитальном Лабин добрался до города‑государства Торомильтона, оттуда взял шаттл на север. Под ним бесконечной вереницей тянулись пригороды, излившиеся из сердца мегаполиса, что некогда держало их в плену. Ежедневные поездки на работу закончились десятки лет назад, но упадок и запустение распространялись до сих пор. Мир снаружи пролетал без происшествий – во всем Онтарио имелось лишь несколько закрытых зон, и все в стороне от маршрута.

Мир внутри был намного интереснее. Глубоко в кипящем хаосе Водоворота зародились эмбрионы слухов о воскрешении Майка Брандера вместе с байками о Лаби‑не. Майка Брандера видели в Лос‑Анджелесе. Его видели в Лиме.

Кен нахмурился, почувствовав еле заметное отвращение к самому себе. Он прокололся на собственных вопросах. Нечто в Убежище заметило, что он искал всех членов команды «Биб», кроме себя. «А почему это пользователь интересуется всеми, кроме Лабина К.? Потому что пользователь уже знает о Лабине К.

Потому что пользователь и есть Лабин К.

Возвращение Лени и Кенни».

За его последней прогулкой по Убежищу с вопросами о всех, кроме Брандера, следили с таким же внимани­ем–и пришли к столь же простому логическому вы­воду. Теперь Майк воскрес и стал вести бурную жизнь в Водовороте. Что и требовалось доказать.

«И что это делает? И почему?»

Конечно, вопрос «почему» часто не имел особого смысла. Иногда фауна Водоворота хваталась за популярные тренды и так передвигалась – крала ключевые слова, втираясь в доверие, выдавала себя за часть толпы и прошмыгивала сквозь фильтры. Классический стадный эффект, слепой и глупый, как сама эволюция. Поэтому такие стратегии через какое‑то время неизменно заканчивались пшиком. Недавнее поветрие пропадало в вечности, а самозванцы оставались с поддельными билетами в пустые бальные залы. Или охранники просекали фишку; чем популярнее камуфляж, тем эффективнее контрмеры.

Фауна цеплялась за существующие слухи, если те были достаточно горячими. Лабин никогда не слышал о том, чтобы она создавала какие‑то тренды сама.

И почему Кларк? Никому не нужная жизнь, неви­димая смерть. Прямо скажем, не самый заразный мем. Да на самом деле ничего в ней не было для такого посмертного признания.

Тут было что‑то новенькое. Что бы там ни орудовало, оно явно имело какую‑то цель и для этого использовало Лени.

Более того. Теперь оно использовало и Кена.

* * *

В двадцать первый век Садбери прибыл уже при смерти. Десятки лет добычи полезных ископаемых и тонкая почва с неважной буферностью сделали свое дело. Дымящие жерла города стали эпицентром по‑настоящему крупной вспышки кислотного мора растений, одной из первых в истории Северной Америки. Веха в своем роде.

Но нет худа без добра. По легенде, космонавты, по­летевшие потом на Луну, одно время практиковались на этой выскобленной серой земле. Местные голубые озера и вовсе поражали невероятной красотой, чистые и безжизненные, словно обработанные химикалиями унитазы. Непоколебимо стабильный субстрат выровняли и сгладили давным‑давно исчезнувшие ледники; все За­падное побережье могло сползти в океан, но Канадский щит ожидало вечное существование. А если бы на Промышленную Подкову вокруг озера Онтарио из цистерн или подъемников высадились экзотические чужеродные формы жизни, по своему обыкновению круша все подряд, лишь самые крутые химеры смогли бы преодолеть напитанные кислотой пригороды Садбери. Эта мертвая зона походила на ров, на противопожарную просеку, выжженную индустриальным ядом, который копился тут добрую сотню лет.