Те же и Скунс - 2

Убивец же преспокойно спустился обратно на первый этаж и вышел наружу, как бы посланный Галактионовым к оставшемуся в машине шофёру - то ли принести что-то из автомобиля, то ли передать словесное поручение... Бесстрастные камеры зафиксировали, как он скрылся за лимузином. И всё. Дальше - привет.

- Знает расположение помещений. Неплохо причём, - уверенно заявила Пиновская.

- Сам бывший гэбист, - предположил Плещеев. - Техника, опять же...

- Ну, давай составлять список бывших гэбистов, обиженных на родную контору, - ядовито предложила Марина Викторовна. - Рулончик обоев потолще в принтер заправь - и полный вперёд. Отсюда и до обеда...

- Не совсем так, Мариночка, - тактично поправил Дубинин. - Правильнее говорить - "от меня и до следующего столба"...

- Формалист! - Пиновская энергично сгребла семечки в кучку, разрушив, к ужасу Дубинина, почти законченную фигуру, и принялась их лущить. - Осталось уточнить самую малость: служил он здесь, в Питере, или просто бывал...

- Фига в кармане, - подал голос Саша. Пиновская зорко оглянулась на него, оставила семечки и щёлкнула мышью. На экране возник листик бумаги, обнаруженный в кармане галактионовского пиджака и предположительно возникший там непосредственно после убийства. Он был маленький, всего-то с ладошку. А на нём, сотворённая одним росчерком великолепно рисующего человека, красовалась нахальная фига.

- Кому? - задумчиво поинтересовалась Пиновская. - Им? Или нам?..

После операции врачи объяснили Вере, что затемнение в лёгком оказалось нестрашным и теперь всё непременно наладится.

Собственный транспорт больница предоставить не могла, и Саша Лоскутков мобилизовал разъездные эгидовские "Жигули". Надежда Борисовна осторожно, под руку, свела дочь с крыльца.

Вера двигалась медленно, сутулилась, лицо её было бледным до восковой желтизны, а зимнее пальто с меховым воротником стало неожиданно мешковатым. Саше показалось, что за две недели в больнице Вера постарела лет на тридцать. Она застенчиво улыбалась, но было видно, что улыбка эта даётся ей через силу.

- Вот мы и получили Верочку нашу, - приговаривала Надежда Борисовна. - В палате, там душно, а дома - откроем дверь на балкон, свежий воздух пустим, ты и поправляться начнёшь...

Первая ошибка сапёра.

"Здравствуйте, Аналитик. Вызывали меня?"

"Дорогой друг..."

"А ещё говорите, чтобы я вас с плохими новостями не ассоциировал. Что опять стряслось?"

"Я, наверное, виноват, дорогой друг. Похоже, я сделал ошибку..."

"Сколько раз ошибается сапёр, Аналитик?"

"Однажды, дорогой друг. Однажды".

"Ответ неправильный. Два раза, и первый - когда становится сапёром. Так что там у вас? ОМОН двери ломает?.."

"Нет, слава Богу, пока ещё нет. Просто на ваше имя поступил некий заказ... Который, как я полагаю, вас вряд ли заинтересует..."

"Это я решу сам, Аналитик. Проблема-то в чём?"

"Речь идёт об одном коммерсанте родом из Сирии, который плохо адаптировался к нашим условиям. Бедняга решил, что, если его перестала устраивать "крыша", он может самовольно её поменять...".

"Действительно бедняга. И действительно неинтересно".

"Увы, заказчик имеет в виду не сирийца, а его нынешнего "опекуна"... Что вы скажете о небезызвестном Журбе? Андрее Аркадьевиче?"

"Упырёк, конечно. Но в целом не из худших".

"Значит, дорогой друг, я был прав, полагая, что данная персона в сферу вашего внимания ещё не вошла..."

"Не вошла. Так какую ошибку вы совершили? Гарантировали, что я ему голову отверну?"

"Почти. Видите ли... Я был вынужден дать обещание, что по крайней мере попробую вас уговорить...".

Это произошло несколько лет назад, Пётр Фёдорович Сорокин, он же вор в законе Француз, тихо-мирно катил по Приморскому шоссе. Не на джипе и подавно не на "Мерседесе", а всего лишь на новой "девятке". Он был далёк от ухарства пресловутых "малиновых пиджаков" и держал, как положено в населённых пунктах, не больше шестидесяти. Он миновал Лахту, скоро промелькнула и белая табличка "Лисий Нос". Вот знакомая деревянная башенка - чья-то бывшая дача, превращённая в продовольственный магазин...

И тут на дороге перед собой Француз увидел человека на костылях. Человек решительно двигался поперёк проезжей части, принципиально не замечая мчащиеся машины. Сорокин немедленно сбросил газ, и весьма вовремя. Прямо перед носом "девятки" инвалид угодил костылём в выбоину асфальта и рухнул врастяжку.

Слава Богу, у сорокинской машины было всё в порядке с покрышками и тормозами, да и по быстроте реакции старый вор дал бы фору иным молодым. Страшно завизжав, остановленная "девятка" нависла бампером над упавшим, но не коснулась его.

Пётр Фёдорович вылетел из машины и склонился над инвалидом. Молча схватил его под мышки и одним рывком поставил на ноги. Силы Французу тоже пока ещё было не занимать. Парень подхватил один костыль, но выронил другой и тяжело опёрся на капот.

Только тут Сорокин как следует его разглядел. Калека выглядел вчерашним студентом, но уже успел опуститься. Грязная рубашка, рваные брюки, на шее платок, в который, по-видимому, неоднократно сморкались... То, что увечья были настоящие, Сорокин определил сразу. Ноги у парня имелись, но, похоже, вовсе не действовали. Он даже смотал их вместе верёвкой, чтобы при ходьбе служили хоть какой-то опорой...

А на спасителя своего он смотрел не с благодарностью, а с презрением и злобой, так, словно во всех несчастьях его жизни был виноват именно Сорокин. На данный момент он выглядел трезвым, но "выхлоп" однозначно соответствовал застарелому перегару.

- Смотри, какой серьёзный, - неожиданно усмехнулся Француз. - Куда направляешься-то, герой?

- В собес, - оскалился парень. - Узнать, чего свою подачку месячную не несут. Голодом морят, чтобы отделаться? Не-е-ет... - Он оторвал одну руку от костыля и согнул её в оскорбительном жесте. - У меня встречный план... Вот подачку получу и обратно через дорогу попрыгаю. Может, собьют наконец. А не собьют, литр водки куплю...

Решив, что разговор закончен, парень решительно перехватил костыли, оторвался от капота и поволок своё полумёртвое тело дальше - жалкий, страшноватый, надломленный... Сорокин проводил его взглядом.