Холм демонов

- Я вам не "эта"! - окрысилась Дама, - они меня раздели и хотели... Ай!

Перестаньте кусаться! - взвизгнула она, обращаясь уже к Херклаффу, приложившемуся зубами к ее белому бедру.

- А фы менья не искушайте! - отозвался тот.

Мрачно взиравший на все это безобразие князь в конце концов не выдержал и, топнув ногой, рявкнул:

- Встать! Догнать и поймать! Немедленно! - И процедил сквозь зубы: Придурки.

***

Скоморошья повозка весело катилась по колдобинам Мангазейско-Царьгородского тракта. Лошадьми правил Антип, а Дубов с Мисаилом сторожили дядю Митяя, который содержался связанным в "соломенном закутке". При этом они вели неспешную беседу.

- Ну расскажи, Савватей... то есть Василий Николаич, как ты все-таки его выследил? - спрашивал Мисаил.

- Ну, это долгая история, - махнул рукой Василий.

- Так ведь и дорога не близкая, - возразил скоморох. Василий поудобнее устроился на низенькой скамеечке и приступил к повествованию:

- Главное в нашем деле - уметь увидеть связь в вещах и явлениях, которые, казалось бы, ну никак не связаны между собой. И могу сказать тебе, а заодно и себе в утешение - то, что мы претерпели в переходах княжеской усыпальницы, не прошло напрасно.

- Ну еще бы, - подхватил Мисаил, - у меня до сих пор, чуть вспомню, коленки дрожат...

- Нет-нет, я в другом смысле, - перебил Дубов. - Как ни странно, именно там, на кладбище, и находился главный ключ к разгадке многих тайн.

Мисаил кивнул, хотя по его лицу Василий увидел, что тот из его речений мало что понял. Тогда детектив стал объяснять в более популярной форме:

- Помнишь ту белокаменную часовню с изваянием маэстро Черрителли? Будь у меня такая же безупречная память, как у тебя, то я, конечно же, запомнил бы надпись, адресованную дорогому Мелхиседеку Иоанновичу от скорбящих вдовы, сына и дочери. Но, конечно, столь редкое и невыговариваемое имя в моей памяти не задержалось. А зря - иначе я сразу насторожился бы, когда его услышал, - Василий указал в сторону закутка. - Димитрий Мелхиседекович.

И только оказавшись еще раз на кладбище и своими глазами прочтя надпись под изваянием, я сообразил, в чем дело. И вот тут-то я припомнил ваш с Антипом рассказ, который поначалу пропустил мимо ушей как не имеющий прямого отношения к нашему делу.

- Какой рассказ? - несколько удивился Мисаил.

- Ну, о том человеке с бородой, что чуть не ежедневно ходит молиться в семейный храм-усыпальницу Загрязевых. И уж тут все встало на свои места:

этот бородач - ни кто иной как дядя Митяй, или Димитрий Мелхиседекович, сын того Загрязева, которого изваял знаменитый Черрителли. Но столь часто он посещает усыпальницу отнюдь не для молитв за упокой души своих родственников, а с несколько иными намерениями.

- С какими? - не понял Мисаил.

- Через особый подкоп наш уважаемый дядя Митяй забирался в запутанные ходы-переходы усыпальницы князей Лихославских, где в одном из укромных уголков он и оборудовал известный нам тайник. В котором складывал изъятые из оборота золотые монеты и драгоценности. Потом он их, конечно, переправлял куда-то дальше, но этими махинациями займутся более компетентные органы.

- Кто-кто?

- Ну, следователи, или как они там зовутся, из сыскного приказа.

Василий прислушался - из закутка донесся сдавленный стон. Это дядя Митяй, услышавший разъяснения Дубова, постигал народную мудрость о том, что "и на старуху бывает проруха". Или, выражаясь более высоким слогом "на всякого мудреца довольно простоты".

- Теперь относительно прочего, - продолжал Василий уже громче, чтобы их пленнику не приходилось напрягать слух. - Господин Загрязев был настолько уверен в надежности и недоступности своего тайника, что держал там улики против себя. Я имею в виду сведения о передвижении драгоценных монет и список своих жертв с подробной сметой, во сколько обошлось то или иное убийство. И хотя некоторые имена были замазаны, а некоторые изменены, мне не доставило особых трудностей догадаться, что Садовая - это Миликтриса Никодимовна, живущая в Садовом переулке, а замазанным было имя некоего Евлампия из Каменки, убийцы воеводы Афанасия. Вернее, наемного исполнителя, так как истинный убийца даже не Загрязев, а те могущественные и влиятельные силы в Царь-Городе, что за ним стоят. Но, я надеюсь, Димитрий Мелхиседекович проявит здравый смысл и не станет упрямиться в раскрытии нитей заговора.

Вновь прислушавшись к бессильно-злобному вою дяди Митяя, Василий добавил, заметно понизив голос:

- Одного опасаюсь - если мы приедем в Царь-Город, а там уже войска князя Григория, то наша Мангазейская экспедиция теряет всякий смысл...

Глянув через маленькое окошко, детектив увидел, что повозка едет мимо каких-то бедных избушек.

- Мисаил, что это за деревня? - спросил Дубов. - И далеко ли до столицы?

- Так мы почти что в Царь-Городе! - весело откликнулся Мисаил. - Это ведь Симеоновское предместье.

Дорога немного повернула в сторону, и взору путников предстали высокие башни Симеонова монастыря. Вдали явственно виднелись стены Царь-Города.

***

Змей Горыныч летел неровно, его бросало из стороны в сторону, как "кукурузник", в котором три пилота пытаются рулить одновременно.

- Надо махать крыльями плавнее, плавнее! - говорила средняя голова.

- Так надо ж повыше подняться! - спорила с ней правая.

- Сейчас мы елку снесем! - вопила левая.

А кот, устроившись на чешуйчатой спине Горыныча, сосредоточенно листал книгу.

- Я уж думала, нам крышка, - вздохнула Яга. - Ну нашел хоть что-нибудь стоящее?

- Да, кое-что есть, - пробормотал кот. - Похоже, из-за этой книги действительно стоило лезть в самое логово.

- Эй, Ягоровна! - обернулась средняя голова, - А куда лететь-то? В избу нельзя, там Григорий, паук окаянный, нас враз достанет.

Яга улыбнулась задорно, что вызвало полное недоумение у Змея.

- А ты знаешь, где царский загородный дом? - спросила она.

- А что нам там делать? - совсем опешила средняя голова. - Нас там так приголубят...

- Лети туда, - снова улыбнулась Яга, - а по поводу встречи не волнуйся - там наши друзья. И никто нас там не обидит.

- Ну-ну, - только протянула голова, но больше вопросов задавать на стала.