Русская фантастика 2010

— Четырнадцатый, уйдите с общего канала! Повторяю для всех — эта частота только для экстренных оповещений. Виновные в нарушении информационного протокола пойдут под трибунал!

— Цитадель, это хаоты! У них четырехкратное преимущество, ворота мы потеряли! Прошу разрешения на перегруппировку!

— Девятый кластер просит огня. Повторяю, девятый кластер заблокирован в квадрате 50-3-4 и просит огня.

— Всем перейти на индивидуальные частоты! Клянусь Синтезом! Трибунал!

И поверх гудящего хаоса, поверх паники, докладов отступающих, окруженных, отрезанных, мертвый голос Цитадели:

«Всему персоналу. Всему персоналу срочно приступить к эвакуации. Нарушена стабильность работы реактора. Причина нарушения не установлена. Ситуация критическая. Объявляется немедленная эвакуация».

— Ты заманила нас в ловушку, — говорю я. — Шестьдесят четыре кластера будут уничтожены при взрыве реактора.

— Жаль этот замок, — хладнокровно отвечает шпионка. — Он был построен, еще когда вы не откололись от виталов. Приходится идти на жертвы.

Огненные фонтаны взлетают к самому потолку пещеры. Стены идут трещинами, паук-конвертер разваливается на куски. Защитное поле прогибается, как стенка мыльного пузыря. Считаные мгновения отделяют меня и кинетку от небытия.

«Срочно. Эвакуация. Взрыв непрогнозируемой мощности», — захлебываясь, бубнит Цитадель. Ее мыслительные контуры плавятся вместе с каменной основой замка. Удивительно, как мне удается сохранять ясность мышления.

Мое предназначение, которому я следовал столько столетий, дает сбой перед лицом последней, конечной истины. Мое существование вот-вот прервется, и ничто не в силах этому помешать. Ни начавшаяся война с хаотами, ни грядущая война с виталами и кинетами не могут по значимости сравниться с последними словами, которые мне доведется сказать.

— Ты не боишься смерти, Диаманта?

— Боюсь. А ты?

— Мне недоступны эмоции несовершенных. Но мне хочется заблокировать мысль о том, что сейчас произойдет.

На лице шпионки появляется улыбка.

— Как говорят виталы, не спеши себя хоронить, Тета.

Пол под нашими ногами встает на дыбы, защитное поле гаснет. Мы летим вниз, в огненное жерло реактора. Диаманта распахивает крылья, ставшие ослепительно белыми, протягивает ко мне руки. Мы сближаемся в полете, ее пальцы обхватывают мои запястья. Крылья вспыхивают перед тем, как обнять, окутать меня, прижать к Диаманте.

Мы падаем вместе в безбрежный белый океан света.

3

Для хаота смерть означает слияние с Хаосом Предначальным. Хаос в пламени и блеске порождает миры. Отважный воин станет прекрасным огненным миром, полным грохота битв и пения победных горнов. Трус будет прозябать в обличье стылой пустоши под мертвыми небесами.

Для витала, да низойдет коррозия на его род, смерть — это очередной виток в бесконечном Цикле Жизни. Виталы предают мертвых земле, а те возвращаются в виде тянущихся к солнцу ростков. Простые живущие становятся деревьями и цветами. Достойные — животными и птицами. Достойнейшие среди достойных возрождаются венцом Творения — виталами.

Умирающие кинеты уходят в Эйдос — пространство идеальных образов. Эйдос существует по ту сторону эфира, и колебания, исходящие оттуда, порождают материальный мир, семь высших и сорок девять низших каст, Империю Прогресса и коварную Диамату. Если ты верно служил Прогрессу при жизни, созданный тобой образ воплотит кинета более высокой касты.

А как умираем мы, синтеты?

Когда мы оказываемся непригодны к исполнению главного предназначения — мы умираем.

Когда стоимость ремонта изношенных частей оказывается выше, чем стоимость полной замены на новый образец, — мы умираем.

Наши тела отправляются на демонтаж. Годные к повторному использованию узлы оказываются на складе. Память попадает в Единое Хранилище Синтеза, где на ее основе готовятся обновления логики для действующих синтетов.

Среди устаревших серий бытуют атавистические поверья. Одно из них гласит, что, если иметь безупречный служебный реестр, блоки твоего тела могут найти повторное применение при сборке синтета высшей степени Совершенства. Корректоры борются с подобными измышлениями, подобающими кинетам или виталам, но никак не детям Синтеза.

Более современный вариант этих техногенных ересей утверждает, что, оказавшись в Едином Хранилище, разум синтета ведет вечный диалог с другими собратьями. Там он находит ответы даже на неразрешимые вопросы, ведь один из его собеседников — сам Прототип-Альфа-I-1, первое порождение Синтеза.

Каюсь, я сам после высадки на Магний-12 и гибели своего кластера чуть не впал в ересь. Меня спасла беседа с Корректором Альфой, который разрушил мои заблуждения безупречной логикой Совершенного. В частности, он представил неопровержимые доказательства, что Прототип-1 был необратимо разрушен еще до создания Единого Хранилища. Его унаследованная от виталов плоть пришла в негодность, а примитивные синтетические узлы оказались не в состоянии хранить угасающую личность.

Итак, смерть для нас означает полный распад, остановку, конец функционирования.

Если это так, если я умер на Магнии-12, то почему я до сих пор мыслю и почему сквозь мои веки пробивается свет?

4

— Этот мир, — сказала Диаманта. — Я называю его Сад.

Она сидела на верхушке большого камня, закрывшись крыльями. Ее взгляд был устремлен вдаль.

Исполинские деревья тянулись к небу, расчерченному облачными тропами. Между крон, задевающих облака, плыли летающие острова — большие и маленькие, поросшие зеленью или угрюмые, бесплодные. С их неровных краев срывались сверкающие водопады, тысячи радуг играли в летящих каплях. Удивительные существа, чьи прозрачные тела были легче воздуха, пили из водопадов, срывали набухшие плоды с ветвей деревьев-великанов. С земли навстречу воде распускались огромные цветы. В бутонах цветов, будто в берлогах, находили себе пристанище звери, полные неспешной грации и достоинства хозяев этого места.

Я проверил свою память. В ней не было ни одной записи, позволяющей идентифицировать мир, в который я попал.

— Как этот мир называют кинеты? — спросил я.

— Кинетам он неведом. Как и всем остальным. Я попала сюда случайно во время Эфирной Бури. Вы называете такие явления Сдвигом.

Я кивнул.

— Та Буря изменила меня, — продолжала Диаманта. — Мне стали доступны все четыре Потока Эфира. Сначала я училась чувствовать Жизнь, Хаос и Синтез. Потом управлять ими. Создавать артефакты, объединяющие силы четырех Потоков. Такие, как мой медальон.

— Твой медальон был разрушен в реакторе. На твоем теле не было больше артефактов. Как ты перенесла нас сюда?

— Этот мир, мой мир, Сад — близок к тому, что кинеты называют Эйдос. Близок к Истоку. Четыре Потока текут здесь вольно и бурно. Они омывали меня день за днем, Тета. Однажды я почувствовала, что благодаря силе Потоков моя связь с Садом стала неразрывной. Где бы я ни находилась, какие бы силы мне ни препятствовали, я могу вернуться сюда. — Она лукаво улыбнулась. — Правда, я не знала, что смогу принести кого-то с собой.

Ее слова были правдой. Учащенная пульсация моего эфирного аккумулятора говорила, что интенсивность здешнего Потока Синтеза в разы выше нормы. Я даже не заметил, как отработали мои блоки самовосстановления, заращивая повреждения от магической радиации.

— Почему ты меня спасла, Диаманта?

Она ответила вопросом на вопрос:

— А почему ты пытался спасти меня, когда я выбросила амулет?

— Живая ты ценнее для Синтеза. Ты владеешь информацией.

— Это вся правда, Тета?

Мой мыслительный контур запаздывал с ответом. Я смотрел, как ветер шевелит белоснежные перья на крыльях Диаманты. За горизонтом проплывал исполинский светящийся шар, окруженный темными кольцами. Мир по имени Сад прислушивался к моим словам.

— Я не хотел, чтобы ты погибла.

Мы, синтеты, не умеем хотеть. Желания отторгнуты нами вместе с плотью во времена Несовершенства. Наша жизнь подчиняется предназначению.