Агнец в львиной шкуре (СИ)

Крода внимательно наблюдал за мной. Я видел, что моё замешательство доставляет ему несказанное удовольствие. Дьявольский огонь в его глазах разгорался всё сильнее. Он вкрадчиво произнёс:

— Ты думаешь, это я убиваю её?

Я не слышал его. Я видел только свою любимую.

— Максим! — позвала она, протягивая руку в мою сторону, словно в прощальном жесте.

— Нет, это ты убиваешь её! — холодно усмехнулся Крода и резко провёл рукой вниз. — Ни тебе и не мне!

— Нет!!!

Я рванулся из последних сил из рук державших меня охранников, пытаясь дотянуться до любимой. В это мгновение её горячая кровь брызнула мне в лицо. Помертвелый взор затуманился и спустя мгновение погас. Юли медленно осела на каменный пол, к ногам своего убийцы, который с нескрываемым торжеством смотрел на меня.

Сердце моё упало в какую-то тёмную пропасть, куда провалился и я, больше не видя ничего вокруг. Затем что-то тяжёлое ударило меня сзади в затылок, окончательно гася сознание. Потеряв равновесие, я полетел в беспросветную тьму…

Глава двенадцатая Десятая ступень

…Тьма. Вокруг была только тьма, из которой я выплывал, как из глубины чёрного колодца — тяжело, медленно, рывками. Сознание возвращалось, заполняя беспомощное тело, одеваясь в него, как в изношенные одежды.

Я с трудом приоткрыл веки: перед мутным взором появилась серая плоскость, уходившая в бесконечность, на которой в луже крови неподвижно лежала Юли. Спутанные волосы её были сбиты на лицо, и я не мог его увидеть. Я видел только раскинутые в стороны руки любимой, словно, пытавшиеся ухватиться за гладкий пол застывшими в предсмертной судороге пальцами.

Моя щека лежала в её крови, и я чувствовал запах этой крови, но я не чувствовал её тепла — тепло ушло…

Душа моя была пустой и холодной, а сердце казалось тяжёлым куском льда, тяготившим грудь.

Кто-то ещё был рядом. Я с трудом оторвал голову от липкого пола и покосился вправо.

На своём подобии трона прямо передо мной сидел Крода и терпеливо ждал. Его землисто-зелёные глаза под взъерошенными бровями насторожились, когда он заметил, что я пришёл в себя.

Чуть склонившись вперёд, он воскликнул с нескрываемой издёвкой:

— С возвращением, Камал! Или правильнее Максим?

Крода снова откинулся на спинку своего «трона», вальяжно закинул нога на ногу и, постукивая никелированным дулом пистолета о колено, погладил курчавую бороду.

— Ты мертвец… — прохрипел я, едва шевеля распухшими губами.

— Что?.. Мертвец?.. Я?..

Крода порывисто склонился в мою сторону, и глаза его наполнились жутковатым весельем.

— Брось, Максим! — отмахнулся он, скалясь в улыбке. — Оглянись вокруг: бескрайнее море мертвецов разлилось по всей планете! Нет, не тех мертвецов, что упокоятся в могилах, а тех, что всё ещё живы, но души их давно мертвы… Да, они и не были никогда живыми, они родились такими! Ты забыл о них?.. А?..

Он сел в прежнюю позу, продолжая поигрывать пистолетом.

— Ты же знаешь, сколько у нас, на Гивее накопилось всей этой человеческой дряни! Кто-то из них много веков творил здесь беззаконие и бесчестие, сеял ложь вокруг себя. Другие, просто молча, внимали этой лжи, покорно принимали это беззаконие, ставя выше чести сытую жизнь и кажущееся благополучие…

Эти были, пожалуй, куда страшнее первых, потому что своим бездействием и равнодушием усиливали власть скверных людей… Но и те, и другие по-своему умножали зло, копили его, все больше погружая эту планету во мрак безысходности. Поэтому и выживали в этом мире только мелкодушные приспособленцы, доносчики, палачи и угнетатели. А все хорошие люди сникали и умирали, как цветы в темноте. Мне снова приходится тебе рассказывать об этом! Зачем?

Крода сокрушённо покачал головой, словно учитель, наставляющий неразумного ученика.

— Значит, ты хочешь помочь хорошим? — сплюнув кровь, с безразличием спросил я. — Помочь одним, убивая других… тех, кого посчитаешь плохим?

— Именно! Зачем жалеть эту дрянь, этих ничтожных людишек с их мелкими чувствами? Что от них проку? Неужели ты так и не понял, чего я здесь добиваюсь?

Крода снова порывисто наклонился вперёд и, опершись локтями о колени, стал играючи помахивать пистолетом. Сейчас он казался мне излишне порывистым, даже нервозным, и это особенно отталкивало в нём.

— Вы же сами на своей Земле творите справедливость, действуя по закону немедленного противодействия любому злу: «Мне отмщение, и аз воздам!»… Так, кажется? — прищурился он и сплюнул в сторону прямо на мраморный пол. — И это правильно, это справедливо! Только так можно искоренить все подлости и мучения в этом мире! Палачи и всякая нечесть, которые необычайно размножились в последнее время, должны получать воздаяния всегда! — рассуждал он, потрясая в воздухе оружием. — Только террором можно изменить этот мир! Не единичными акциями против власти, нет — только массовым истреблением вредоносных и равнодушных людей! Так чего же ты воротишь от меня своё лицо, словно я говорю о чём-то сверхъестественном для тебя?

— Мы никого не убивали… Никогда!

Я с трудом повернулся на спину, и, опираясь на локти, попытался сесть.

— Искоренять вредоносных людей можно только подведя их к осознанию и раскаянию. Нельзя уничтожить зло механически. Просто глупо… Это борьба с призраками, которая сделает их только сильнее. Они создадут новых призраков: преступлений, материальных богатств и опасностей. Ложь и беззаконие будут плодиться нескончаемо. Равновесие… необходимо равновесие, а не террор с его слепыми нападениями.

Я сел и холодно посмотрел ему в глаза. Крода усмехнулся, но в глубине его зрачков затаилось любопытство и настороженность.

— Твой террор вызовет рост страдания народа Гивеи и ничего больше… Любая борьба должна быть сбалансирована… Я же говорил тебе об этом. Необходимо непрерывное движение к счастью, восхождение к добру. Иначе ты потеряешь путеводную нить, и заслуживающие наказания останутся жить и продолжать свою мерзкую деятельность… Так было всегда. Подобные тебе мстители предавали смерти совсем не тех, кого следовало бы наказать… Я сам едва не ступил на этот путь.

Я протянул руку и положил её на холодное запястье Юли, липкое от крови. Лёд в моей груди медленно растекался по всему телу. Хотелось убрать волосы, чтобы увидеть её лицо, но я страшился этого, боялся не увидеть в её глазах жизни.

Сказал с сожалением и печалью:

— Борьба вовсе не обязательно требует уничтожения. Если ты идёшь по пути Добра, нужны особые средства — безо лжи, мучений, убийства и озлобления. А иначе твоя победа будет означать для народа лишь смену угнетателей. И тогда тебя самого нужно будет уничтожить…

Я взглянул на него, борясь с застывшим в горле колючим комом. Крода облокотился на львиноголовый подлокотник и посмотрел на меня сквозь презрительный прищур.

— Мы могли бы разработать программу действий… такую, которую поймут все… Вам нужны справедливые законы… Не те, что установили здесь для охраны власти, собственности и привилегий… Законы для соблюдения чести и достоинства людей, для роста их духовного богатства, потому что психическое богатство человека — главная ценность, как и его жизнь!

Крода усмехнулся, но ничего не сказал, продолжая настороженно слушать меня.

— Вам нужны библиотеки, музеи, картинные галереи, скульптуры, музыка… И пресловутое неравенство распределения материальных вещей совсем не главная беда на пути к лучшей жизни… С законов… начинать нужно с законов, с подлинного общественного мнения и веры людей в себя…

— Но это не террор! — раздражённо бросил Крода, и в глазах его блеснул холодный огонь озлобленности.

— Да. Это революция.

— Знаешь, я тебе вот что скажу…

Он снова склонился вперед, помахивая пистолетом перед моим лицом.

— Ты хочешь, чтобы я слепо подражал вам?.. Нет, Максим, способы борьбы уж позволь выбирать мне самому! Я многому научился у вас, но это наш мир, и ты забыл об этом!..