Агнец в львиной шкуре (СИ)

Ветер обвевал наши спины сухим жаром, но путь до космопорта занял не больше часа, поэтому к остановке магнитобусов мы пришли ещё полные сил. Каплевидные машины выстроились на шестиугольных полимерных плитах обширной площадки у входа в космопорт. Робот-водитель ближайшей из них при нашем появлении остановил юркий магнитобус около нас, услужливо раскрыв прозрачные двери.

— Ну, вот и всё, — неестественно бодро сказал Влад Стив.

Я посмотрел на него.

— Вы не жалеете, что отпускаете дочь со мной? Ведь вас разлучат невообразимые пространства.

— Зачем ты спрашиваешь, Максим? Разве сам не знаешь? В каждом из нас живут две половинки. Одна из них непременно устремлена к новому, другая же упорно бережёт прежнее, мечтая вернуться к нему. Но возвращение никогда не оправдывает наших надежд.

— Хотя сожаление остаётся?

— Не будем сейчас тешить себя иллюзиями, — покачал головой Стив.

Глаза Юли заблестели.

— Поцелуй меня, папа, милый! — со слезами в голосе попросила она, протягивая руки к отцу.

На этот раз Стив с нежностью прижал дочь к груди, и крепко поцеловал её в щёку, совсем не скрывая своих чувств. Поспешно отвернулся и промолвил сдавленным голосом:

— Пора в путь! Передавай привет своим родителям!

Мы запрыгнули в магнитобус и остановились у прозрачной стенки, продолжая смотреть на неподвижно стоявшего Влада Стива. Смотрел и он на нас, пока машина не удалилась на приличное расстояние.

Магнитобус приближался к посадочной полосе, а мы всё ещё стояли у окна, крепко взявшись за полированные поручни. Души наши были наполнены светлой грустью, хотя сердца радостно бились в ожидании нового.

Ракетоплан сверкающей на солнце острокрылой птицей легко взлетел в слепящее бездонное небо и вскоре исчез из вида провожавших его людей. Лохматые облака за стёклами боковых иллюминаторов стремительно понеслись вниз, расстелились бескрайней белоснежной пустыней. Синева неба над ней померкла и сгустилась чёрнотой безграничной бездны, пронизанной острыми иглами разноцветных звёзд. Громадный сине-зелёный шар уплывал от нас всё дальше и дальше, подсвеченный по краям золотистой дымкой.

«Прощай Земля! Тон эона!». Я снова прощался с родной планетой, но на этот раз прощание это не было наполнено той безысходной тоской и печалью, что прежде. Всё теперь было по-иному, и предстоявший путь среди звёзд не казался мне таким тягостным и бесконечным.

Антрацитово-чёрная водная масса с лёгким золотистым отливом набегала на скалистый берег моря, зубчатой стеной тянувшийся к востоку, где низко над морским горизонтом висело голубоватое зеркало Нерея. Восходя от него к зениту, синий полог неба пронизывали белёсым светом два узких серпика — Гемера и Кекроп — луны родительской планеты-гиганта, такие же, как и Терра. Они медленно забегали за туманное «тело» Нерея, окунаясь в его густую сизую тень.

Закатное солнце ещё золотило верхушки первозданного леса, прорезанного лентами широких улиц и проспектов, которые тянулись на много километров вглубь террианских джунглей, раскрываясь обширными площадями, парками и скверами, органично вплетавшимися в окружающую природу.

Жёлтое солнце Терры — Аль-Садира — было чуть меньше нашего земного Солнца и светило не так ярко, но это с лихвой компенсировалось наличием на небе громады Нерея, который прогревал поверхность планеты не хуже главной звезды.

Широкие эскалаторы и эстакады поднимались вверх по залесённым склонам холмов к срезанным плоским вершинам, на которых расположились посадочные площадки для гравипланов, обзорные башни и купола энергостанций. По пластиковым плитам улиц сновали магниторы и магнитобусы, развозя людей и грузы.

Дома, подобные гигантским хрустальным деревьям, с лёгкими стеклянными сегментами этажей нанизанными на толстый несущий стержень, как ветви на ствол, высились среди тропического леса. Другие же взбирались со дна котловины на окружающие, заросшие лесом, холмы ступенями громадных лестниц, сверкая на солнце витринами окон, застеклённых листами волокнистого стекла, не уступавшего по прочности самому стойкому металлическому сплаву. Нижние этажи в таких домах служили для жителей верхних этажей открытыми террасами для прогулок и отдыха.

Мы с Юли вышли на такую террасу и остановились около ограждающей прозрачной стенки, любуясь открывшимся видом проспекта Юности, отмеченного жемчужно-розовыми гигантскими аркадами, по которым проходила магнитная дорога, соединявшая побережье с посёлками и исследовательскими базами в глубине материка. Лёгкий ветерок со стороны бухты и порта приносил сюда солёные запахи и морскую свежесть.

Я взглянул на Юли и обнял её за плечи. Она прижалась ко мне, заворожено глядя на садившееся в тёмное море солнце. При виде его и у меня в душе растекалось спокойствие и умиротворение. Хотелось стоять так бесконечно долго, вбирая в себя незнакомые краски, запахи и ощущения.

За нашими спинами раздались негромкие осторожные шаги. Я обернулся.

Из раздвинутых высоких створок окна, занимавшего всю стену, на террасу вышли мои родители.

Я жадно всматривался в их лица, которые не видел столько лет.

Слегка вытянутое, сужающееся к подбородку, лицо матери, обрамлённое золотом волос, казалось, было неподвластно времени. Мягкий очерк её губ тронула лёгкая улыбка, памятная мне с самого детства, делавшая её похожей на добрую фею древних сказок с огромными лучистыми глазами.

Лёгкая проседь в волосах отца и глубокая вертикальная складка, обозначившаяся между бровей, придавали суровости его лицу, но его глаза светились добродушием и радостным волнением. Во всём его теле чувствовалась прежняя богатырская стать и удаль.

Родители приблизились к нам, и я заметил, как наполнилось нежностью и заботой лицо моей матери при взгляде на Юли. Отец обнял меня и повернулся к матери.

— Смотри, как он возмужал, дорогая!

— Максим! Сынок!

Мать ласково провела ладонью по моей щеке. Её глаза жадно впитывали каждую чёрточку моего лица.

— Как долетели? — спросил отец, кладя руку мне на плечо.

— Это оказалось так тяжело… расстаться, оторвать своё тело от матери-Земли… — отозвалась Юли и голос её дрогнул.

Моя мать привлекла её к себе, прижимаясь своей щекой к её щеке.

— Дочка! Теперь вы с нами. Не стоит так печалиться.

Она посмотрела на меня.

— Послушай, Максим! Когда ты отправился в своё странствие, мы с отцом обсуждали с другими людьми испытанные тобой несчастия жизни, которые причинили многим боль. Как старшие, мы делали это из любви и сострадания к тебе. Мы ошибались, думая, что тебе вовсе не обязательно было мучить себя долгими странствиями, чтобы сделаться настоящим мужчиной. Теперь, когда ты вернулся к нам, я вижу, что ты, наконец, стал им. И я горжусь тобой!

Мать протянула ко мне руки, и я пришёл в её заботливые объятия, чувствуя, как нежные пальцы матери ерошат мои волосы, как лёгкие запахи сирени исходят от её волос. Сердце моё наполнилось несказанным покоем и умиротворением, словно, я вновь оказался в тёплом материнском лоне, где моя душа рождалась заново, стряхнув с себя пепел пережитых несчастий.

— Люди всё выше поднимаются над своей планетой, — доверительно сказал мой отец. — Рано или поздно Земля становится маленькой для каждого из нас. Но наши сердца и наши души навсегда остаются с ней. Мы все — насквозь Земля, чтобы там ни было впереди!

Он широко раскинул в стороны руки, обнимая нас с Юли. Губы моей любимой дрожали от волнения. Она не могла произнести больше ни слова. Да и могли ли слова передать те страстные порывы наших сердец, которые привели нас к началу новой главы в нашей жизни? Любые слова здесь были бессильны!

1998–2006

октябрь 2015 — февраль 2016