Морок (СИ)

— Не спешите, ребята! Пищу хорошо пережёвываем…

Он кивнул Гнусу. Сборщики, не спеша, потянулись к столам. Первая пригоршня конфет полетела в пакет. Стук ложек перестал быть дружен, а потом и вовсе прервался. Отвратительную паузу сменило детское возмущение.

— Эй! Это мои канхет-ки-и…

— Ты зас-стем взял? И-и-и-и…

— А я доел кашу! У меня не надо брать.

Детские голоса отдавались болью в Ванином сердце. Ему было тяжело предавать своих друзей.

— Попозже всё вернём! Тихо, мелюзга! — Басил, загребающий сладкое, Гнус.

— Ребята! Ребята, тише… — Ваня не знал, что сказать, но попытался внести спокойствие.

— Это такая игра. Сначала забираем. А потом отдаём… Одну большую кучу конфет… Вот, увидите!

Голос его предательски дрожал, и вероятно, его смятение и неискренность прочувствовали. Комната стала наполняться плачем. Климов растерянно пошатнулся. Он шагнул на выход. Ему было невыносимо здесь находиться. Уже на пороге, Ваня остановился. Оглянулся. В глазах малышей стояли слёзы, и большинство смотрели прямо на него.

— Всё, Клим! Собрал! — Тряхнул пакетом, довольно улыбающийся Гнус. — На два кило потянет…

Рядом стоял второй. Лёнька Мак. Глядел в сторону, и непонятно о чём думал.

— Чему радуешься! — Вдруг разозлился Климов. — Дай сюда пакет!

— На-а…

Ваня вырвал «сладкий» пакет, сначала у Гнуса, потом у Мака, и совершенно не отдавая отчёта своим действиям, высыпал содержимое их на подсобный стол.

— Это была шутка, котятки! А вы… Вы сразу плакать. Я же говорил… Будет большая куча. Ешьте на здоровье! С праздником!

— Ты чё, Клим? — Гнус с опаской смотрел на него. Так смотрят на рехнувшихся.

— Ничё! Я сейчас…

Он рванул к своим наверх. Вбежал в Красный уголок. Мишка со Стасем играли в шахматы. Остальные пялились в телеящик.

— Где? Наши картинки?

— Та-ам. У твоей тумбы. — Махнул рукой Мишка. — Ты уже к «ним»?

Ваня не ответил. Он уже бежал в спальное. Схватив у своей тумбочки пакет сладостей, он помчался вниз, к младшакам. Быть наполовину героем не хотелось. Всё равно получать… Так лучше за два, чем за один. Не так обидно… Душа преисполнилась позитивом. Осторожное «нутро» молчало. И пусть, молчит.

Он влетел в детскую, растолкав Гнуса и Мака. Дети уже вовсю пировали, перемазав губы и руки в шоколаде. От ссыпанной горки ничего не осталось.

— Всем хватило? — Радостно крикнул Ваня. — А теперь, внимание! Вот ещё одна большая куча. Подходим по одному! Каждый берёт по две конфетки. Не жадничаем! Кто выпил чай, подняли руки… Я ща налью…

— Мне, Вань-ча, мне…

Он снова был их любимым другом, папой и мамой.

Не разделял общей радости Санька Гнус. Он ошалело глядел, как Климов раздаёт второй пакет.

— Ты совсем, Клим… Или как? Тебя бугры убьют.

— Бугры, углы, узлы, комки… — Передразнил Ваня. — Что, по феньке ботаем?!

Он плотно подошёл к Саньке.

— Порядки тебе приглянулись? А сам-то шоколадки от пуза жрал! Или забыл?!

— Я то, чё? Я ничё… Тебе отвечать.

— Не ссы! Отвечу…

А вечером за ним пришли.

— Кто тут Клим? — Невзрачный паренёк, большеглазый и остроносый, таращился с дверей на всех. Он был однолетка с ними, учился в параллельном классе, а проживал во втором смежном корпусе здания. Ваня его помнил. Разделённые блоки интерната постоянно сражались друг с другом. В основном, в футболе и КВН-е. Случались и кулачные выяснения, но до крупных стычек не доходило. Заурядные мальчишечьи «один на один», «мах на мах». Старшаковый тандем обеих сторон следил за честностью поединков.

— Здесь я. — Соскочил с кровати Ваня.

— Меня за тобой бугры послали.

— Пошли, тогда…

— А, где? — Посланник глядел на его руки.

— Что где?

— Ну… Картинки.

— В букваре! Показать?!

Недоумение во взгляде сменилось ухмылкой.

— Понятно! — Произнёс остроносый. — Ну-ну… Ты сейчас это им скажи! Пойдём…

«И скажу! — хотелось выпалить Ивану. Но бравада куда-то испарилась. Остались сухость в горле и преддверие расплаты. Он шагал за смежником, чувствуя, как разливается в животе сосущее чувство страха. «Сможешь, сказать-то? — Проснулся вдруг язвительный голос второго прагматичного «я». — Если б не сглупил на ужине, счас бы так не трясся». «Я поступил правильно! — В надрыве кричало в нём человеческое, пытаясь перебить противное здравомыслие. — Не следует, здесь, с Маяка говённый устав приживлять. Кто здесь пришлый? Я или они?» Неугомонный голос рассудка боролся внутри Вани, с его настоящим цельным, и как Климов ни пытался его подавить, он назойливой пчелой вился в голове. В гнетущем смятении, он вошёл за остроносым в актовый зал.

Кроме уже знакомых, Дрозда и Хвоща, в зале находились другие великовозрастные ребята. Они с интересом уставились на вошедшего Климова, и интерес этот вспыхнул сразу, лишь взгляды коснулись его рук. Руки старшака были пустые.

— Свободен! — Было адресовано провожатому. Тот без слов отступил в проём двери.

Дверь за спиной Климова хлопнула.

На сцене актового зала, кто стоя, кто присев на корточки, расположилась группа подростков. Ни одного знакомого лица. Группа напоминала собой дворовую стайку. Стопроцентная шпана. Что курит в подворотне. И сейчас многие, совершенно без опаски дымили, стряхивая пепел прямо на пол, абсолютно наплевав на противопожарную безопасность.

— Ближе подойди! — Различил Ваня голос Дрозда. Он сидел на сцене, сбросив ноги вниз. Рядом притулившись, сидел Хвощ, и старательно выделывал губами сигаретные кольца. Казалось, Дрозд улыбался и, подойдя ближе, Ваня увидел, что это так. Только улыбку нельзя было назвать хорошей. По сцене, как на вокзале, то тут, то там, лежали пакеты. Набитые. «Неплохой урожайчик.» — Отметил Ваня, вновь возвращаясь глазами к Дрозду. Дрозд продолжал улыбаться. Остальные, молча, ждали развязки.

— Ну. И. Где? — Раздельно и чеканно произнёс Дрозд.

Захотелось ответить в рифму. И совсем не безобидно: «в Караганде». Захотелось срифмовать матерно. От души. Только Ваня ответил иначе.

— Отсюда не увидишь.

Его порадовал собственный голос. Он не дрожал и не ломался, несмотря на волнение. Голос звучал по мужски твёрдо.

— Глобус?! — Полуспросил, полупозвал кого-то Дрозд. За его спиной, кто-то зашевелился, и спустя секунды, некто спрыгнул с подиума вниз. Парнишка, действительно был забавный. Небольшого росточка, пухлый, с круглой головой, имел все основания прозываться Глобусом.

— Плыви на «шухер». — Приказал ему Дрозд.

Тот побежал в двери. Одновременно с ним, кошкой спрыгнул Хвощ, и встал от Вани справа.

— Не увижу, говоришь… — Зловеще протянул Дрозд, медленно прикуривая сигаретку. Медлительные ленивые движения — было то, что из поколения в поколение, копировала дворово-шпаняцкая молодёжь. Считалось, что вожак не должен быть дёрганным и крикливым. Напротив, размеренная ленца в голосе и движении завораживала. Придавала вес, солидность и романтическую киношную красивость. Во многом, Дрозду это удавалось. Вот только глаза не заставишь играть. В глазах его плескалась откровенно-неприкрытая злоба.

Дрозд выдохнул дым в сторону Климова, и закончил:

— А вот хамить буграм не следует, пацанчик.

Ответить Ваня не успел. Неожиданно воткнувшийся в живот кулак, согнул его пополам. Дыхание пресеклось, и на миг показалось, что вдохнуть он больше не сумеет… Два очередных удара: в шею и ухо, свалили его на пол, а третий, кажется ногой, прошёлся по губам, наполняя рот солёным. Удивительно, но от подобных сотрясений, дыхалка восстановилась быстро. Ваня задышал часто, пачкая кровью полы.

— Вставай, урод! — Орал, пиная его Хвощ. — Нехер пол целовать…

— Харэ, Хвощ! — Остановил «шестёрку» Дрозд. — Подними его!

Климов встал, трогая ухо. Кажется, с него тоже капала кровь.

— Тебя не будут гвоздить, Клим. Даю тебе, ровно минуту, на исправление косяка. Мне вот, кажется, пакеты ты собрал… Ну, почему то не принёс… А?! Клим? Я, ведь, правильно думаю?