Сыны Всевышнего (СИ)

На исходе второй недели Роман, наконец, понял, чего он хочет. Он даже особо не напрягался – просто закрыл глаза и сразу оказался в избушке. И дверь, и окна там были распахнуты. Сладкий весенний воздух гулял по дому. Птичий щебет волнами накатывал из распахнутых окон. Яркие солнечные пятна на полу приятным теплом ласкали босые ступни.

Викентий Сигизмундович, задрав голову вверх, скептически наблюдал за тем незнакомым парнем, который заступался за Романа во время их предыдущей встречи. Дед крепко держал шаткую деревянную лестницу, а парень стоял на самой верхней перекладине и ожесточённо ковырял закреплённый под потолком провод. Его кудрявые волосы взмокли от пота и колечками прилипли ко лбу.

– Зачем мы меняем проводку? Вы же всё равно электричеством почти не пользуетесь, – недовольно бормотал он.

– Не твоего ума дело. Не отвлекайся… А, Шойфет! Классная пижама, – ничуть не удивившись, радостно поприветствовал дед своего гостя.

– Шалом алейхем (3), – с вызовом ответил Роман на его язвительный намёк насчёт своей национальной принадлежности.

3 Традиционное приветствие на иврите. Переводится буквально как «мир вам».

– Шалом. Барух аба (4). – Парень, с интересом поглядев на него сверху, ловко спрыгнул с лестницы и, вытерев ладони о джинсы, протянул ему руку. – Ливанов. Павел Петрович. Будем знакомы.

4 Благословен входящий – (иврит). Что-то вроде «добро пожаловать».

Слава Богу! Хоть кто-то здесь считает нужным представляться.

– Роман. – Ладонь у Ливанова сухая и тёплая. Надёжная такая ладонь.

– Что-то ты похудел с нашей последней встречи, – широко улыбнулся Ливанов. – Твоё приключение никак тебя не отпускает?

– Да я так понимаю, что оно успешно продолжается, – понимающе хмыкнул Радзинский.

Роман гневно сверкнул глазами:

– Это моё личное дело. Не так ли?

– У тебя ещё остались иллюзии по этому поводу? – захохотал дед. – Впрочем, как тебе будет угодно… – развёл он руками. – Ладно. Пойдём, – он обнял Романа за плечи и повёл к столу. – Надо тебя покормить, а то ты и вправду какой-то бледный. Паш, сбегай наверх, принеси плед, а то наш отважный покоритель иноматериальных слоёв простудится в своей пижаме.

– Если Вы контролируете всё, что я делаю, почему Вы не остановили меня? – сбрасывая его руку, со злостью спросил Роман.

– Потому что по невероятному стечению обстоятельств ты двигался в правильном направлении, – спокойно ответил дед. – Хотя… такими увлекательными зигзагами!.. – восхищённо добавил он, опуская свою тяжёлую руку ему на голову.

– Ух ты!.. Вы знаете, как «правильно»?!

Но дед явно не принимал его всерьёз, что, разумеется, бесило Романа ещё больше.

– Шойфет! – примирительно сказал он. – Ты что, пришёл права качать? Или всё-таки – посидеть со старыми друзьями, выпить по маленькой… Я имею в виду – чашечке кофе! Я знаю, что ты любишь крепкий, чёрный и без сахара, – издевательски заметил он.

– Очень хорошо, что Вы это знаете, – прошипел Роман. – Да, я пришёл посидеть и, если хотите, выпить с Вами – чашечку кофе, как Вы верно изволили заметить. И я не уйду, пока Вы мне всё не объясните. Все Ваши манипуляции. А также, по какому праву Вы их себе позволяете в отношении меня. Я понятно изъясняюсь?

– Остынь, парень, – с лёгкой угрозой в голосе произнёс Радзинский, и у него получилось это очень весомо. – А то, как бы тебе не пришлось объясняться. Я не твой босс, если ты ещё не понял. Меня твои «шалости» отнюдь не умиляют.

Сзади тихо появился Ливанов и набросил Роману на плечи плед. Очень вовремя, потому что тот по обыкновению уже пришёл в бешенство и готов был наговорить Радзинскому кучу всяких гадостей.

– Ты хотел о чём-то спросить? – заботливо поинтересовался Ливанов. И столько человеческого участия было в его голосе, что Роман моментально проникся к нему доверием и, слово за слово, (метнув предварительно в сторону деда исполненный ненависти и презрения взгляд), начал рассказывать ему про свои путешествия, про долгие беседы у костра, о зелёных долинах и сладком притяжении незнакомых слов... Ливанов слушал серьёзно и сосредоточенно, энергично кивал и незаметно подвигал Роману то бифштекс, то салат, то пирожное. Радзинский, скрестив руки на своей могучей груди, взирал на них снисходительно, как на детей.

– Я очень хорошо тебя понимаю, – проникновенно говорил Ливанов. – Я сам с детства просто бредил Востоком: арабские сказки, мудрые суфии, таинственные путешествия и прекрасные дворцы… Но по-настоящему я проникся этой культурой, когда начал учить языки. Это поистине волшебное средство – впитываешь в себя чужую речь и сразу оказываешься в другом измерении, где по-другому живут, по-другому думают, где другие запахи и вкусы…. Правда, потом понимаешь, что человек – это категория универсальная. И именно человечность образует основы любой культуры.

Обаяние Ливанова, его спокойный, уверенный голос, исключительно позитивное отношение к жизни подействовали на Романа тонизирующе. Как-то сразу всё сошлось, всё стало просто и ясно.

– Возможно, тебе просто следует начать учить язык, и это подскажет тебе, что делать дальше, – предположил Ливанов.

Роман внутренне согласился с этой мыслью. Карта явно давала ему ниточку. Надо за неё держаться. Настораживало только направление, которое уже угадывалось по этим первым шагам. Что там у нас написано на древнееврейском языке? Вот именно… А религиозные искания никогда не привлекали Романа. И всё же он не мог противиться желанию с головой погрузиться в своё новое безумное увлечение.

– Пожалуй, сейчас это единственное, чего я на самом деле хочу – учить иврит, чтобы… Неважно… – Роман смутился, что было для него совершенно несвойственно.

– Так в чём же дело? С удовольствие дам тебе несколько уроков. У меня в данный момент есть такая возможность, – неожиданно предложил Ливанов.

– Вы? Правда? – Роман посмотрел на него почти с восторгом. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Так не бывает. Или бывает?

– Зачем мне тебя обманывать? – Ливанов вынул из заднего кармана джинсов маленький блокнот и карандаш и черкнул на листочке несколько строк. – Вот, держи. Здесь мой адрес и телефон. Позвонишь, когда сможешь. У тебя, как я понимаю, скоро уже и каникулы начнутся? Ну, да это неважно. Ни к чему ждать каникул.

Запиликал мобильник.

– Это у меня? – Ливанов стал хлопать себя по карманам. Но Радзинский уже торопливо выбирался из-за стола, приложив трубку к уху.

– Да. Здравствуй, дорогой… Коль, неужели так трудно было позвонить вчера вечером?.. А вот я, представь, всё равно волновался!.. – Он вышел на крыльцо, и слов уже стало не разобрать.

– Это «Ники», – улыбаясь, прошептал Ливанов, многозначительно округляя глаза. – Если Викентий Сигизмундович не расстаётся с телефоном, значит Николай Николаевич в отъезде.

– Как в отъезде? А школа? Занятия ведь ещё не закончились! – Роман насторожился.

– Насколько я знаю, он твоего Бергера куда-то повёз, – мягко сказал Ливанов, вертя в пальцах карандаш.

– Моего?!

– Я сказал «своего», – очень натурально обиделся Ливанов. – Со школой он всё утряс: Бергера досрочно аттестовали по всем предметам, так что до осени, ты его, наверное, и не увидишь. Впрочем, тебе это, скорей всего, не интересно – вы ведь почти не общались. Верно?

– В общем, да, – опуская глаза, пробормотал Роман.

– Тебе пора, – помолчав, подсказал Ливанов. – Викентию Сигизмундовичу сейчас не до тебя. Когда Аверина нет, он скучный и злой, – усмехнулся он.

– Спасибо Вам. Я обязательно позвоню. Завтра можно?

– Конечно, можно.

– А Вы, – Роман вперил в него пытливый взгляд, – объясните мне всё?

– Постараюсь, – честно ответил Ливанов. – Приятно было познакомиться с тобой, Рома.

Роман хотел ответить, что тоже очень рад их встрече, но перед глазами по обыкновению всё стало расплываться и погасло.

Ливанов вышел на крыльцо и сел на ступеньку рядом с Радзинским. Тот, молча, подставил ему ладонь и Ливанов звонко по ней шлёпнул.