Нетопырь

— Помогите мне переодеться! — захлебываясь хохотом, кричала я.

Я сбросила провинившееся платье, не сохранившее мой секрет, и залезла в другое, одно из самых любимых. Оно нежное и пушистое, похожее на легчайший пух цыпленка, и такое же желтое, солнечное. Радостное. У него двойные рукава: первые, верхние — они длинные, с прорезями для рук, и стелятся до пола, и вторые — обычные, они охватывают руки до запястий, а манжеты украшены золотой каймой с бисерной вышивкой. И у него прозрачный высокий воротник за плечами, способный подчеркнуть самую высокую прическу…мой любимый тип воротника. А лиф квадратный и полностью открытый. Я надела это платье назло Констану: он никогда не любил его на мне, говорил, что мои волосы кажутся слишком блеклыми на его фоне.

Я наряжалась с какой-то истеричной веселостью, вплетая агатовые нити в волосы, когда служанка, не сдержавшись, ахнула:

— Госпожа, ваша шея!

— Чего?.. — нетерпеливо тряхнула я головой.

— На вашей шее укус, госпожа!

— Какой еще укус, что ты бормочешь?.. — меня начинал злить разговор. Не хватало еще, чтобы среди слуг пошли пересуды! — Я укололась шпильками, только и всего!

— Госпожа, госпожа! Вы должны повесить гирлянду чеснока на окно и запирать на ночь двери. Госпожа, вы должны сходить в церковь! К вам повадился вампир!

— Откуда им тут взяться, вампирам?.. — отмахнулась я и убежала.

Я мчалась не разбирая дороги. Перед глазами стлался туман, во рту застыл холодный противный вкус…уж и не знаю, чего. Меня бы вывернуло от вида любой пищи. Хотелось пить, кровь молоточками стучала в висках. Удивительно, как я могла бежать?.. Агатовые бусы душили меня, не помню, как я сорвала их — и где бросила.

И не знаю, куда я бежала…

Страх преследовал меня, страх и беспомощность. Я не знала, что теперь делать, как быть, как мне поступать…

По-моему, я запнулась о юбки — и упала прямо на холодный каменный пол. Сил встать у меня не было — и я заревела от страха и бессилия, от обиды…хотя сама не знала, на кого я обижена и за что…

Я чувствовала себя такой одинокой, такой покинутой…

Я рыдала, словно хотела выплакать всю себя.

Так меня и нашел Констан…

Он присел рядом, обнял меня за плечи, поглаживал по спине и потом тихо заговорил:

— Лизетт, прости меня. Я глупец. Я нелепо повел себя, потому что перепугался. Прости меня, моя голубка, прости… Позволь мне взять обратно мои безумные слова, позволь мне помочь тебе. Ты напугала меня, но мое сердце чуть не разорвалось, когда я услышал, что твоими губами говорит эта тварь. Прости меня. Прости. Мой безумный гнев был только на руку нашему общему врагу. Как я мог так оскорбить тебя, моя любимая Лизетт?.. Ты ведь в беде, я должен был сдержать себя…

— Замолчи! — всхлипнула я, ударив кулаком по камню. Холод и боль пронзили руку. — Замолчи, я не хочу тебя слышать!..

— Неужели ты всё еще во власти этого дьявола?.. — Констан отдернул руку, будто обжегся — и я горько рассмеялась. — Или ты просто гневаешься на меня? Прошу, оставь свой справедливый гнев и позволь помочь тебе…

Прическа моя растрепалась, часть локонов выбилась из укладки и рассыпалась вдоль лица. Должно быть, я выглядела странно: смесь неистовости и добропорядочности. В моей душе царил тот же хаос, что и на голове…

Я вцепилась в пальцы Констана и сжала их.

— Я схожу с ума…мне страшно…мне больно… Не оставляй меня сейчас, не оставляй!

Я цеплялась за своего мужа, словно за последний островок в море безумия.

— Подожди… Я запуталась… Я не могу… — слезы градом катились по моим щекам, оставляя теплые блестящие дорожки, и я презирала себя за эту истерику — прямо в коридоре. Дворянка! Баронесса! Мать семейства!..

Ах, какая разница, право же! Что хочу, то и делаю! Разве не имею я права чувствовать то, что чувствую, и делать так, как делаю?..

Он поправил мои пряди, осторожно заколов их невидимками.

— Нельзя настолько выставлять свою слабость, — нежно выдохнул он, с поцелуем вдыхая запах моих волос на виске. — Кто он? Ты можешь назвать его имя?..

Я неловко села, все еще цепляясь за его руки.

— Чье? Чье имя?..

— Имя вампира, который убивает тебя. Имя твоего Мастера… — осторожно произнес он.

Я отшатнулась. Глаза мои дико расширились.

— Ты его убьешь и отправишь меня в монастырь! Нет… Нет!..

— Лиза, ты воистину безумна! Прости мне мои опрометчивые слова, я сказал их в гневе, не подумав. Не отталкивай меня из-за моей глупости. С тобой ничего не будет, клянусь! Слово рыцаря! Имя! Просто скажи мне имя и убежище этой твари, и мы оба освободимся! Ты снова обретешь себя, Лизетт…

— Не могу. Не могу! — я прорыдала это из последних сил, грудь уже разрывалась от плача. — Я не могу, прости меня, Констан!

— Он запрещает тебе?.. Понимаю… — он нахмурился. — Не бойся, любимая! Я все равно спасу тебя!

Он упруго поднялся и выпрямился, а потом протянул мне руку — цепляясь за нее, я смогла подняться.

Пытливо заглядывая ему в глаза.

— Дорогая, — ответил он мне прямым и твердым взглядом. — Еще до свадьбы я клялся тебе, что нет под богом причины, по которой я бы бросил тебя в беде. Твоя душа борется с тьмой, что пустил в нее твой Мастер, с тьмой, что усыпляет тебя и будит в твоем сердце свое создание. Я понял это, когда ты закричала на меня на балконе, когда сейчас смотрю в твои глаза… Я не могу бросить тебя в такой беде. Я сдержу свою клятву.

Я шмыгнула носом. Совсем уже ничего не понимаю! Где правда, где искушение?.. И есть ли верный ответ?.. Куда мне идти? Кого любить?.. Я только знаю, что мне плохо от этой раздвоенности! Уж что-нибудь одно, господи боже мой!..

— Дорогая, сегодня я соберу семейный совет. Мы спасем тебя!

Я только безвольно кивнула.

…В нашей огромной каменной столовой, как обычно, ярко пылал камин, и алые блики пламени танцевали на черных огромных рогах оленя под потолком — распростертых от стены до стены, как крылья гигантского, невиданного нетопыря. Свет ласкал черные отполированные ручки стульев, и на этих стульях расположилась вся моя семья. Стол убрали, и лишь огромный ковер на полу да гобелены на стенах придавали помещению сколь-нибудь жилой вид.

Брат сидел у камина, и его рука рассеянно ласкала огромного черного дога, которого он привез с собой из Англии и повсюду водил за собой. И я любовалась грацией и изяществом его тонких точеных пальцев.

И их белизной.

Такой сияющей на темном мехе животного.

Отец не на шутку встревожился, его тусклые, в старческих прожилках, глаза замигали и испуганно замерли на мне. Я сидела, потупившись и опустив голову, лишь время от времени поправляя непокорный локон, выбивавшийся из прически. Я не смела встретиться глазами ни с кем из присутствующих.

Огромный черный дог Карла пристально наблюдал за мной, и от взора его пронзительных темных глаз мне становилось не по себе. Клянусь, в них светился разум! И мелькнула шальная мысль: „А уж не лорд ли это Фрэнсис в обличье собаки? Мастер Карла?“

Неужели и сам Карл может обращаться в животных?..

И я смогу?..

От этой мысли голова закружилась. Но на сей раз то был не страх, то было восхищение. Нетерпение!.. Каково это — почувствовать полет, упругость воздуха под крыльями?.. Каково это — мчаться по полям в обличье огромного волка, и пьянеть от ночных запахов, путаться в высоких травах, купаться в ночных реках?..

И ничего, ничего не бояться!..

Карл повернул ко мне голову и слегка улыбнулся.

И кивнул.

И я улыбнулась ему в ответ.

Констан стоял посреди зала, и его каштановые кудри рассыпались по синему шелку кафтана…высокий, стройный и сильный, в сапогах до колен с раструбами — он был красив. Господи, как он был красив! И его синие глаза горели воинственным огнем: так, наверное, встречал он противников-сарацин там, в Святой Земле…и на турнирах.

— Итак, наша Лиза в опасности. Как мы будем ее спасать?..

Карл лениво вытянул ноги на ковер, поднял руку и принялся рассматривать свои тонкие длинные пальцы.