Морок (СИ)

Зорин зло вперил взгляд на мирно переливающуюся на солнце часовню.

— Я бы ИХ всех вот так… Пых-х! — Он выстрелил пальцем, изображая дуло пистолета. — Только пули жалко. Рассыплются сами… Плюнуть! Пройти мимо! Кто желает, может перекрестить… Вопросы?

Как и раньше, он не получил вопросов, тогда спросил сам:

— Наташа, как себя чувствуешь?

На лицо девушки вернулся румянец и это обнадёживало.

— Хорошо-о, спасибо! — Наталья улыбнулась. — Когда мы пойдём домой?

Из-за её спины, отчаянно сигналил Ванька, помаргивая левым глазом.

— Скоро, Наташа! — Вадим ответил грустной улыбкой. Похоже, бедняжка не помнит, что сегодня они уже шли домой. — Вот отобедаем только, а там и в добрый путь… Так! Забрали мешки и… по коням! Прикол на якорь — там же, где и всегда! Мутит меня от этого подарка…

Под последним понималась часовня, и сердитая недоговоренность была достаточно прозрачной. Для всех.

Они двинулись в том же привычном порядке: Вадим, за ним Олег; Люся, Наташа и замыкающий Ваня. Пока шли, Вадим боролся с собой, пытаясь подавить в себе приступы клокочущей злобы. И то была даже не злоба. Бешенство чистой пробы. Он люто ненавидел текущий момент. Наиприблуднейшую ситуацию… Не понимал, как вообще она могла возникнуть на ровном месте. Там, где возникнуть она не могла по своей архаичной сути. По немыслимости и невозможности. Человек не может долго не понимать непонятное. У него сгорит мозг. У него откажет рассудок. У него сломаются все выводные таблицы и цепочки, помогающие не раз выстраивать правильные кубики… Но здесь не работает привычное реальное. Здесь — с ног на голову! И Вадим ясно отдавал отчёт, что расстрелял бы весь магазин в своей одностволке, кабы не стояли рядом… Его душило бессилие, ведь он помнил себя ещё всесильным. Знающим. Уверенным. Просчитывающим наперёд… Теперь вот идёт и бесится. Потому что ничего другого не остаётся. Тупик…

Шаг нарождал шаг. И следующая десятка шагов не откроет ничего нового. До воя знакомая местность. Примятая их же ногами трава… Утоптанная колея, уводящая в дубравку, за которой вот-вот откроется пролёт меж леса. Вот она, хромая берёзка! Здравствуй, мать, опять мы… Вадим хозяйски оглядел опушечку, и чуть не сдавило крюком под лопаткой. Костерок поднимал косой дым, а к ним спиной у костра сидел человек. Откуда??? Вопрос: человек ли? Опять выводок из тонкого… Зорин сглотнул слюну и переглянулся с остальными. Глядели все молча, без удивлений и замечаний. Хотя чувствовалось: никто не верит, что это ЖИВОЕ.

— Чьё это? — Коротко, но доступно ясно спросил Вадим. Он снова поглядел на лица ребят, девчонок, надеясь заметить проблески узнавания. Не заметил… Олег сосредоточенно щурил глаза. Хмурился, пытаясь разглядеть и понять по спине. Но спина ни о чём не говорила. Ни ему. Ни Ване, который задумчиво наклонил голову. Ни девушкам, которые вопросительно переглядывались. Вадим вернулся глазами к объекту. Спина грузного мужчины, сутулая… Бритый затылок, шея смугло-тёмная. Подбрасывает в огонь дровишки и не чухает, что у него сзади деется. Старик? Наверно, да! Не молодой… Только чья это «архитектура»? Не его же. Хотя…

— Эй! — Громко и требовательно выкрикнул Зорин, с некоторой надсадой в голосе. Поразительная деградация в культуре обращения. Раньше он никогда бы не крикнул: «эй» вместо вежливого обращения. Особенно в тайге. Но многое чего произошло и происходит…

— Э-эй!!! — Вытянул Вадим злее, чем обычно. Его бесило всё: обстановка, место, незнакомец, что не спешит передёрнуться от окрика, а сидит себе… Правда, выпрямил спину. Не иначе, потусторонний выводок! Только чей? «Обернись!» — Хотел выкрикнуть Вадим, но объект и сам, казалось, понял. Плечи его пошли в разворот, а голова вывернулась в горбоносый профиль. Полуседая бородка, кустистая бровь и глаз из под бровной дуги. Нехороший глаз. Колючий. Поджидаюче опасный. Всё это Зорин высчитал за миг, старик вновь отвернулся, но он вставал на ноги и что-то там… подбирал с травы.

— Ложи-ись!!! — Дурным голосом заорал Вадим, но группа от его ора только остолбенела. Тогда он подбежал перво-наперво к Наталье и дёрнул её за локоть вниз. Та, опешив, упала на колени.

— Наташенька, к земле! Ничком! Прошу тебя, прижмись, опасность… — Её он умолял, осторожно подбивая её спинку лечь. Остальных выстегнул криком: — Люся! Олег! Ваня…

Но те и сами увидели. Старик направлял на них оружие. В землю вжались все одновременно, когда секундой позже, а быть может раньше… Затрещали сухие хлопки выжигаемых пуль. Ручной пулемёт Калашникова производит до ста пятидесяти выстрелов в минуту при стрельбе очередями, а старик стрелял именно так. Согнувшись в коленях, он, оскалившись, поливал смертью, словно из шланга лужайку. Плечи его колотились, отвечая ударам отдачи, а голова тряслась отдельно — в искривлённой гримасе ярости. Пулемёт опустошал барабан на семьдесят пять «маслин» и, судя по интенсивности боя, пора бы ему заткнуться, но он… Стрелял и стрелял… Первые семь секунд, Зорин ждал. Выжидал паузу, чтоб занять стратегически удобную позицию для ответки. Его ствол был машинально сорван с плеча и сейчас искал момент… Однако была аномалия в этой огнедышащей пальбе. Энергия пули калибра 7,62, не соврать бы — ведь читал, составляет тыща шестьсот семьдесят… В Джоулях. Это при дальности стрельбы — 100 метров, а здесь и двенадцати не будет. С такой кинетикой, пули способны взрыхливать почву на два дюйма, если стрелять, конечно, по лежащим. Что пуля делает с телом, лучше не думать, но Вадим подумал и о первом и о втором. Он остро осознал, что не чувствует, как земля туго принимает удар свинца, не видит сыпящийся на голову песок грязи. Даже если б стрелок бил выше, трещали бы ветки и падали кусты. А так… Замечания этого рода насыщали сердце радостью. Уравнение решалось на раз-два. Это морок. Пулемёт его — морок, а стрельба — недовершённая работа морока. Припомнились слова Ваньки: «в физическом плане они безопасны, разве что в психическом… Да-а, недалеко до психа…» Вадим вертанулся вправо, царапая кисти рук, вскинулся корпусом, ловя горло противника. Бахнул… Цепкий ум тут же вызрел всю абсурдность предприятия. К чему выпускать патрон в нереальное порождение? Но инстинкты не спрашивают… Он услышал выстрел сбоку. Похоже, Олежек тоже спешит приложиться к войнушке. Добре, хлопче! Адреналин не спрячешь…

РПК продолжал плеваться, но по факту он стрелял вхолостую. По киношному. За язычками вспышек не ощущалось убойного градо-дождя, а Зорин видел, как «старик» проседает. Необычным образом складывается. Осыпается сверху вниз. Совсем как песочный замок. Только медленно… Голова, ноги туловище — давно попадали, а руки… Продолжали держать оружие, трещавшее без умолку. Иррациональность зрелища вышибало ум за разум. Таких эффектов Вадим не видел даже в американских кинолентах. Страх испарился и в связи с этим Вадим встал в полный рост. А когда встал, пулемёт с руками упал, выпустив прощальный дымок.

Зорин качающимся шагом побрёл к огневой позиции противника. Характерно, что в жизни противник, пусть условный, на учениях бывает в виде чучела или мишени. В виде твёрдого или мягкого. А тут, вот те, приближенно реальный, казалось, куда реальней, норовит испепелиться в прах. Рассыпаться, предварительно задав перца… Барабан ему в дышло! Вояка… Не понимая, злиться ли он или взял за привычку негодовать, Зорин не без страха подошёл к дымящемуся оружию противника. Почему-то верилось, что в этой стране Оз пулемёты способны выкидывать коленца и «шмалять» самостоятельно. Однако, за четыре шага успел разглядеть несообразное: развалившийся старик давно истлел как рафинад в чае, а РПК только-только собирался… Сначала он съёжился как лист бумаги под языком огня, скукожился неестественным образом: ствол выгнулся в пяти местах, а узловые части приклада, ствольной коробки, сошки и барабана сошлись, склеились друг с другом как сиамские души близнецов. Зорин подошёл совсем близко, настолько, чтоб разглядеть метаморфозы у своих ног. Но от того, что недавно называлось пулемётом, осталась хлипкая горка слипшейся массы, которая источалась на глазах. Таяла. Уходила…