Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Мара любовалась этим чудесным миром, видимым так лишь для нее. Сейчас цветные сполохи не резвились, не метались вокруг – они кружились плавно, танцевали, словно медленные пылинки на солнечном свету. Сонные искорки энергий доверчиво опустились на подставленные ладони, стянулись к холодным рукам и обняли ее теплом. Холод отступил. Ведьма присела на снег, не ощущая ничего, кроме мягкого тепла и знакомого покалывания на кончиках пальцев и где-то у сердца. А потом дрема пришла огромным пушистым котом со звездными глазами-колодцами, свернулась вокруг, и мир утонул в тишине.

Ближе к утру ветер донес до ведьмы тихие голоса. Отпустив искорки энергий, женщина мгновенно ощутила, как холод радостно ринулся к ней – и с разочарованием встретился с таким же холодом: с самого детства Мара не страшилась зимы. Морозов ведьма не чувствовала, сколько себя помнила. Благодарю, Бессмертный. Все-то ты знал.

По дороге, огибающей озеро откуда-то со стороны холмов, шла небольшая подвода, укрытая прочной холстиной. Мохноногий гнедой конек неспешно трусил, лениво погоняемый возницей, рядом с которым сидел то ли сынишка, то ли мальчик-помощник. Заметив одинокую фигурку на дороге, возница придержал коня, и, подъехав ближе, окликнул:

- Доброй дороги, госпожа! Далеко путь держишь?

Подвода шла явно не из Прибережка, а потому Мара ответила, не особо опасаясь:

- И тебе доброй дороги, путник. В сторону Сестер, - она чуть помедлила, - Есть там небольшая деревенька неподалеку, названия уж не упомню.

- Хм. Коль хочешь, полезай в повозку – место там есть, подвезем тебя. Мы идем из Гредана, в Лойнар. Там до Сестер рукой подать, мигом обернешься, - мужчина покачал головой, - Зимой-то ходить пеше тяжко.

Мара задумалась. От Лойнара до Мертволесья действительно совсем недалеко – да и времени так она сэкономит гораздо больше. От начинающего седеть возницы шло ощущение покоя и какой-то простой человеческой доброты, а сынишка его вообще лучился восторгом и счастьем – видать, первый раз ездил с отцом.

- Что ж, коли предлагаешь – с радостью соглашусь. Да только собеседник из меня никудышный, молчаливая я. Так что беседой тебя порадовать не смогу, извини уж, добрый человек, - ведьма чуть склонила голову в знак уважения.

- Как угодно тебе будет, госпожа, - улыбнулся возница, - Хоть спи всю дорогу – только негоже по такой погоде прозябать.

Поблагодарив возницу, Мара взобралась на повозку. С краю действительно было место, где ведьма вполне уютно устроилась, спрятав колени под холстину. Повозка медленно двинулась, и вскоре силуэт Прибережка сгинул за поворотом заснеженной дороги.

На юродивых всегда смотрят.

Открыто, осуждающе поджимая губы, крича обидные слова и швыряясь камнями. Украдкой, исподтишка, чтоб никто не уличил. С сожалением и затаенной (а может, показной) жалостью, с холодным презрением, с жестоким любопытством. Но смотрят всегда.

На распятую на городской площади Асхэ тоже тогда глядели. Слушали свист плети, рассекающей воздух, слушали стоны и всхлипы совсем молодой девушки, когда на белой коже расцветали глубокие кровавые борозды. Грязные крестьяне окидывали похотливыми взглядами юное тело, с каким-то животным восторгом в глазах глядели, как ее избивают. Обрюзгшие бабы что-то кричали, издевательски цокали языками и шумно обсуждали, что бы следовало еще сделать с Асхэ.

А ей было все равно. Впав в забытье, пересохшими губами она шептала, словно в бреду, лишь одно.

Скоро.

Скоро.

Скоро.

Нынешняя Асхэ расхохоталась, вспоминая те взгляды, те плети, то болезненное наслаждение от каждого удара. На юродивых всегда смотрят – потому что глубоко в сердце верят им. В ее Королеву поверили еще тогда, на той площади, камни которой обагрила ее кровь. И теперь уже ничто их не остановит.

========== Глава 6. Глаза в глаза ==========

Грязный город.

Даэн хмуро глядела из-под надвинутого на глаза капюшона на высокие каменные здания, стискивающие улицы с двух сторон. Серые, некрасивые дома жались друг к другу так тесно, что и яблоку было негде упасть. Все казалось грубым, жестким – и дело ведь было вовсе не в неотесанном камне, из которого жители выстроили Лойнар: Келерийская Гильдия вся состояла из дикого камня, но при том казалась настоящим сказочным замком, изящным и хрупким. Да и Танцующая видела множество городов, поражавших воображение своей красотой и миниатюрностью – аккуратных, черепичных, вымощенных гладким булыжником, чистых…

Лойнар был абсолютно другим. Ноги вязли в грязно-серой каше снега, мешающей идти. Повсюду сновали облезлые кошки, шелудивые бродячие псы голодными взглядами провожали всех, кто шел куда-то мимо их логов, и иногда злобно скалились вслед. Неопрятные стены стискивали улицы со всех сторон, наседали сверху и не давали дышать. Даже воздух в Лойнаре был тяжелый: город торговал металлом и оружием. Здесь находилось около десяти мастерских, и даже в самых дальних уголках города слышался гулкий стук, а над домами стелился темный дым. Ни одного сада, ни единого чахленького деревца – только грязный снег под ногами, грязные стены вокруг и грязное небо над головой.

Атеа ныла всю дорогу, от самого Ваэрна – маленького городка в предгорьях, и голова у Даэн спустя несколько часов непрерывного скуления раскалывалась. Пару раз она все же пыталась осадить молодую Птицу и закрыть ей рот, как это делали старшие, но Атеа огрызалась так, что Коршун при всей своей смекалке не могла ответить на ее выпады. Меред молчала, не ввязываясь в их перебранки – разве что Даэн заметила, как часто женщина ерошит волосы. И как сильно припадает на правую ногу.

Падальщик зацепил Птицу гораздо сильнее, чем показалось в самом начале. Та, конечно, ни слова об этом не сказала – ни сразу, ни спустя время, да только Даэн все прекрасно видела сама: и то, как Меред морщилась всякий раз, когда задевала ненароком раны, и то, как ворочалась по ночам и не могла уснуть, едва слышно шипя и кряхтя. А теперь – и то, как шатало молодую женщину. Именно поэтому они свернули с намеченного пути.

…если дух ранит вас, без целителя уж не обойтись, Птицы. Они отравляют все, к чему прикасаются. Яд их губит медленно, но губит, если его не убрать. Да только никакой отвар, никакое зелье не спасет – нужно кое-что другое.

Черная энергия духа медленно наполняла Меред, изменяя по крупице ее саму, и Даэн очень боялась не успеть. Время у них еще было – но сколько? В Лойнаре должен был быть колдун, работающий с энергиями: город-то крупный, куда же без ведуна… По крайней мере, ей хотелось в это верить. Меред бледнела с каждым днем все больше, и под глазами ее залегли глубокие тени. Она не жаловалась, не сетовала ни на что, даже дежурить постоянно порывалась на постое – но Даэн запрещала ей, силком укладывая на одеяла. Атеа ничего не понимала, хмурилась, выпытывала у Даэн, что происходит с Меред, но после того, как Коршун грубо ответила ей о том, что следовало в Гильдии не хвостом крутить, а Наставниц слушать, надулась и прекратила свои расспросы. Зато решила всеми силами выводить Даэн из себя. Порой Лебедь начинала с самого утра, и тогда Даэн весь день представляла себе, как кладет красавицу на колено, стаскивает с нее штаны и высекает ее розгами – от души, да так, чтоб потом долго еще неповадно было. Однако приходилось терпеть.

Единственное, что утешало ее – до гор оставалось совсем немного. Караллас мрачной грядой нависал над городом, и вечером длинные тени, медленно наползающие на крыши, накрыли весь Лойнар целиком. Даэн радовалась не только потому, что на склонах всегда ощущала себя свободнее – чем скорее они разберутся с пресловутыми эльфийками, тем быстрее можно будет вернуться в Гильдию с докладом для Лорелей. А там, глядишь, и остаться – хотя бы на несколько дней. Да и стоило сообщить старшей о том, что произошло в Серой Топи.

Об этом они старались не говорить между собой. Даэн предпочитала переживать все в одиночку, как и всегда, Меред, судя по всему, тоже. Атеа отпустило после нескольких истерик, да и то – Коршун предполагала, что та просто взяла себя в руки. Девчонка стала тише на некоторое время, и Даэн было решила, что с ней можно нормально общаться – однако уже в предместьях Лойнара Атеа снова начала демонстрировать характер. И это продолжалось до сих пор.