Non Cursum Perficio (СИ)

-…Нет, – на секунду запнувшись, солгала Тамсин, опять стискивая в кармане серебряный ключик. – Не встречала. Тебе свет зажечь? Я сейчас чая принесу и шпальника. Или ты больше журавлину любишь? У нас ещё пирожки есть…

-Что хочешь неси, – устало отозвался Рыжик, обнимая колени руками. Он понимал, куда и зачем уехал на сорок восьмом трамвае обзаведшийся кровежорками Камилло, и понимал, что уже ничем ему не поможет. Как не смог помочь Марии Оркилье, заблудившейся на Заднем Дворе где-то между жизнью и смертью… Всё, что ему остаётся – закусить губу и дошить, не сломавшись.

-Вот, держи, – грациозно проскользнув в приоткрытую дверь, появилась Тамсин, по дороге нажавшая бедром клавишу выключателя. По комнате зажглись маленькие ночники с абажурами, украшенными пуговицами всех сортов и размеров; Рыжик чуть прижмурил глаза от света. Взял знакомую чашку с крылатым трамваем, прижал к груди, чтобы согрелось пустое игольное ушко на месте сердца…

-Что ты там прячешь? Свою прелесть? – спросил он, заметив, как Тамсин, засунув руку в карман, опять что-то сжимает в кулачке. – Нет, правда!

-Так… одну вещицу, – Тамсин неумело изобразила беззаботность и быстро выдернула ладонь из кармана. На её смуглой коже отпечаталось сердечко с ушка ключа, и Рыжик обжёг девушку таким взглядом, что Тамсин невольно отшатнулась, прижавшись спиной к буфету. Закрыла незрячее лицо ладошками:

-Не смотри на меня так, не надо! Я не воровка, просто сама не знаю, что на меня нашло! Так жалко этого Камилло Диксона, прямо ножом по сердцу, и хотя у него есть чёрный цветок с алой сердцевинкой, сейчас я осознаю: душистый ландыш Элен и его задушит… но слишком поздно, я его туда отпустила, не остановила, я виновата в этом… Что Элен Ливали узмар, она даже ведьму убила! А это я хотела на память… но чтобы ты не смотрел так страшно, я отдам… вот... держи!!

Тамсин трясущейся рукой выковырнула серебряный ключ из кармана и швырнула его на колени к Рыжику.

-Не осуждай меня, пожалуйста… я просто хотела помнить.

-Не горюй, Тамсин, и не казнись, не надо, – непривычно мягко сказал Рыжик, – всё будет хорошо. Камилло Диксон вернётся. Обещаю.

-Откуда ты знаешь? – всхлипнула Тамсин. – Элен Ливали хитрая. Она заморочит ему и Полю головы. Я когда это обдумала, то поняла, что у них нет шансов.

-Не заморочит. Не успеет. И только не Диксону с Бонитой. Потому что ключ от разгадки – как говорила вчера Слада – ключ от разгадки в моей руке, – Рыжик сжал ярко блеснувший серебряный ключик с ушком в форме сердечка и широко улыбнулся.

====== 34. Ожидания ======

Лучник и Мухняша

- …нам ещё далеко идти? – Камилло понимал, что это невыносимо глупо – зевать перед лицом грядущей опасности, но ничего с собой поделать не мог. Уболтанный в трамвае, разомлевший на ярком солнышке и в целом плохо выспавшийся, Диксон сейчас испытывал громадное искушение присесть на первую же попавшуюся плоскость – и не двигаться с места ещё часика два.

Шагающий впереди Бонита в расстёгнутом пальто обернулся через плечо:

-Понятия не имею, мухняша. Я ни разу не был в интернате – Элен обосновалась там уже после того, как я покинул Некоузье. Нам нужно ориентироваться на Белый Холм, чтобы не потерять направления, вот и всё. За остальными параметрами местной местности просьба обращаться в отдел картографии и геодезии...

Поль ткнул пальцем в сторону действительно заметной возвышенности в виде пологого холма – на него как раз деловито взбирался маленький красный троллейбус, похожий с такого расстояния на божью коровку.

-О! Общественный транспорт! – обрадовался Камилло. Все эти полчаса они с Бонитой шли от остановки всё какими-то пустырями, где торчали высоченные, в его рост, засохшие репейники, оставшиеся с той осени. Ну, или заброшенными промзонами, где покорно ржавели, погружаясь в забвение, непонятные металлоконструкции. Диксон уже и не чаял увидеть сегодня хоть какую-то цивилизацию, и появление её признаков его сильно обрадовало. Сощурившись из-под шляпы, он разглядел на холме странное строение, напоминавшее белый кусок поблёскивающего на солнце рафинада, и окружавшие его антенны-мачты. От них к крыше здания тянулись то ли провода, то ли шланги.

-Там в холме один из самых глубоких колодцев с лёгким электричеством, а домик – это насосная станция. Глубже него только шахта, на которой стоит само Кирпичное, – пояснил Бонита, не сбавляя хода. – И, предупреждая твой следующий вопрос: нет, мы не поедем на троллейбусе. И не потому, что я такой вредный, а потому, что нам надо не наверх холма, а вокруг него… Или ты намерен с той стороны вниз на саночках катиться? Вроде ж уже не сезон...

Диксон только тяжко вздохнул в ответ. По мере приближения к Кирпичному его решимость всё сильнее линяла и теряла силу, а безумие затеянной авантюры становилось всё очевиднее.

Словно услышав его мысли, Поль подбодрил:

-Не дрейфь! Сейчас вон за тем хмызником, если верить карте на Резиденции, должны быть Черёмушки. Те, которые Новые. Мы купим там колбасы и сядем на какой лавочке попить чая. Я у Аанны термос сумел выклянчить, – Поль помахал одной полой пальто, где что-то гулко забулькало.

-Уж я-то знаю, как влияет наличие фуража на боевой дух солдат!

Камилло скептически хмыкнул в усы, но заметно оживился. Он до сих пор имел весьма смутное представление о том, как перейти из фазы «Вот я стою у Ваших у ворот» к фазе подкладывания семян кровежорок в чашку с чаем к Элен, но очень надеялся в этом на профессора. Бонита убедил Диксона в том, что Элен не прикажет охране расстрелять их на ближних подступах к интернату хотя бы по той причине, что первым её правилом является «Я уничтожаю своих врагов, делая из них своих друзей», и Ливали считает подлым нападать без предварительного предупреждения.

-Что-то я не заметил, – отозвался тогда Диксон язвительно, на что Поль серьёзно ответил:

-Нет, это действительно так. Мне кажется, тех двух офицеров на вас натравила не сама Ливали, а какая-то её принципалка, которой смертельно захотелось выслужиться.

Камилло поверил. И верил сейчас, следуя за деловитым Бонитой и глядя на его подпрыгивающие на плечах кудряшки с позастревавшими репейниками. Продравшись через непонятную рощицу, они вышли к гигантской трубе теплоцентрали, за которой начинался жилой микрорайон. Довольно странненький, если посмотреть: беспорядочно натыканные по местности, но опрятно выглядящие девятиэтажные «свечки», и затесавшееся среди них, как утка в стаю лебедей, облезло-розовое панельное здание. И – тишина. Вокруг, куда ни глянь, нет ни души, лишь на старых качелях в соседнем дворе неподвижно сидит растрёпанная девушка в длинном чёрном плаще и стоптанных туфлях на босу ногу.

Поль и Камилло обменялись молчаливыми взглядами, не в силах потревожить загустевшую, как холодец, тишину. У обоих в глазах был одинаковый вопрос «Что за хня?..», в случае Бониты разбавленный печальным пониманием того, что колбасы они тут явно не купят. Потом, решившись, Диксон первым двинулся вперёд, стараясь не пялиться на странную девицу. Поль, чуть помедлив, догнал его и даже ухватил двумя пальцами за большую круглую пуговицу на рукаве пальто. Вид у химика был бледный, но непреклонный.

Они уже миновали двор и вошли в тень первой девятиэтажки с табличкой «Н. Черёмушки, корпус 1 «а» на стене, как сзади раздался скрип качелей и тоскливый, глухой, как будто сильно простуженный голос:

-Она вас ждёт. Divide et impera – старо, как мир, и действенно, как удар в сердце. Конечно, в результате всё равно всё свершится, как должно – но возможны жертвы среди мирного населения, не впутанного в узы Некоуза... Да, Лучник, что ищет мира, но находит лишь войну, я говорю о твоём спутнике. О нитке, вдетой в иглу.

Бонита и Диксон синхронно обернулись: девушка стояла у качелей, держась за них одной рукой, и смотрела из-под спутанных, упавших на лицо чёрных волос. Во вновь повисшей тишине раздался странный не то всхлип, не то вздох, хотя пухлые губы девушки оставались сомкнутыми.