Сироты небесные

ростей?

Он вспомнил, как в институте, в общаге, какой-то очень пожилой студент, корчивший из себя бывшего секретного лётчика, рассказывал о ночном бое с чёрным американским самолётом: «Я за ним, а он от меня! Я за ним, а он от меня! Вверх идёт, вверх. Ну, думаю, врёшь, у тебя у мотора мощи больше, зато я вожу лучше. Сбрасываю на первую скорость — и по газам, педаль в пол…» Ярослав, к тому времени налетавший в аэроклубе сорок часов на Як-12, морщился, слушая дурацкие байки, но молчал: чудак угощал всех копчёной кабанятиной, а за это многое можно было простить.

Как же они всё-таки летают без приборов-то?..

Потом он понял, что уже довольно долго разглядывает пристально чёрный блестящий шлем, лежащий перед лобовым стеклом. Шлем соединялся плетёным шлангом с тем горбом, который разделял пилотские места. Может быть, приборы выведены в шлем — проекция на стекло или ещё как-то? В аэроклубе говорили, что такие разработки ведутся. Куда ни повернёшь голову — основные приборы перед тобой, не нужно дёргаться-отвлекаться. А здесь и скорости другие…

Он взял шлем, покрутил. Не было никакого стекла — лицо закрывалось совершенно непрозрачным щитком е пружинящей прокладкой изнутри. А ведь может статься и так, подумал он, что кораблик этот управляется мимическим и мышцами или вообще биотоками… ну, тогда ловить нечего. Придётся сначала вылечить пилота, а потом думать дальше.

И просто от некуда девать руки, пока ждёшь, что придумается, без всякой оформленной мысли, он надел шлем — ну, примерить, что ли.

Секунду или две не происходило ничего…

Они шли медленно, часто отдыхая, и рассвет застал их в пути. Но уже почти у самого города — вон, крыши видны! — Спартак лёг в траву и забормотал что-то неразборчиво. Артурчик перевернул его лицом вверх и испугался: морда брата стала худой и незнакомой, губы по цвету слились с кожей, в уголках рта запеклась пена. От глаз остались щёлки, виднелись красноватые белки, и всё. Дышал Портос коротко и резко.

С минуту Артурчик метался, чуть ли не впервые в жизни не зная, что делать. Тащить на себе? Оставить и бежать за помощью? Подать сигнал?

Не дотащить.

Оставлять боязно — даже не столько из-за мелких тварей, которые быстро учуют безопасную добычу, — сколько из-за жувайлов.

На сигнал дров не набрать, сушняк у города весь выбрали, а живые деревья не горят.

Впору было впасть в отчаяние.

«Арамис впал в отчаяние…»

Ага, щас. Или даже — щаз.

На руках — да, не дотащить. Но можно соорудить волокушу. Простенькую, но прочную. Две продольные жерди, три-четыре поперечины, всё обвязать «партизанкой»… и вперёд.

Артурчик достал нож, огляделся и пошёл заготавливать материал.

Когда он вернулся, волоча три сырых ствола какбы-бамбука, рядом с братом уже копошились полосатые мышки — принюхивались, тыкались носиками… Их смущало, что эта добыча ещё не до конца мёртвая. Иначе они за полчаса растащили бы все до косточки.

— Кыш, твари, — замахнулся Артурчик, и мыши исчезли мгновенно — будто зарылись в землю.

Он