Сироты небесные

ом ещё на всякий случай завалил горячую землю свежей травой. На эту траву и приволокли закоченевшего Олега, что-то с него содрали, что-то срезали, обмыли горячей водой, растёрли водкой, дали глотнуть, ещё растёрли, Дарья, бормоча матерные слова, осторожно, но сильно сгибала-разгибала ему руки и ноги, Олег стонал, несколько раз заорал, но не слишком громко. Потом на него натянули шерстяные носки, кальсоны и свитера, закутали в одеяло, положили на носилки и понесли бегом, сменяя друг друга на ходу.

Олег — он был сильный, но лёгкий.

Темнело быстро. Всё больше корней подворачивалось под ноги, пару раз куда-то исчезала тропа, и её приходилось искать с факелами. Олег порывался идти, но встать ему не позволили. У него начинался жар, и время от времени он пытался с кем-то разговаривать на неизвестном языке. Потом внезапно оборвался лес, и псе остановились: огромный оранжевый костёр полыхал совсем рядом, его обступили маленькие куколки-фигурки — и никто не двигался.

— Это же кузня, — вдруг сообразил Сушка. — Это же кузня горит. Что же там гореть-то могет так сильно?

— Мазут, — сказали сзади. Из темноты на свет выдвинулся пан Ярослав. — Две бочки мазуты вылили, паршивцы… Пойдёмте-ка в тень, нечего нам тут светиться. Что учитель, жив ли?

— Жив, — слабым голосом сказал Олег. — Только ног не чувствует, а так всё нормально.

— Хозяин, что за дела-то? — не переставал Сушка. — Это жувайлы беса тешат, что ли? Так мы на них управу-то найдём, живо найдём.

— Как бы на нас не нашли, — мрачно сказал пан Ярослав.

— Что стряслось, батя? — вылез вперёд Драч.

— Стряслось, стряслось… Стряслось вот. Грохнул я одного, вот что стряслось.

— Грохнул? — не понял Драч, а вот Артём всё понял и похолодел.

— Убил, — досадливо поправился пан Ярослав. — По спине утянул пару раз всего, и кабан-то здоровый, а поди ж ты — копыта набок.

— А чей кабан? Не наш?

— Не наш. Самый что ни на есть не наш. Шорника Клемида сынок, Тугерим. Дурной, ещё дурнее тебя…

— Не может быть… — прошептал Драч.

— Я грешным делом тоже думал, не может, а — вот.

— Бать, а…

— Ш-ш…

Все примолкли и припали к земле. Совсем рядом кто-то тяжело ломился через кусты. Проломился, посопел, затопал дальше.

— Не ищут. Так шатаются, — погодя сказал пан Ярослав. — Думают, я в кузне сгорел. Завтра раскопают, конечно, и сообразят, что к чему, а сегодня у меня вся ночь — фора. Надо отрываться.

— И куда ты собрался? — спросил Олег.

— Не знаю. Подальше отсюда. Без меня моих не тронут, хозяйство налаженное… Олежек, тебе дам знать, где я и как, лады? В смысле, когда устроится всё.

— Если я ещё буду я, — усмехнулся Олег.

— Ну, это ж не с каждым случается, — преувеличенно бодро сказал пан Ярослав.

— Угу. Вон, с пацанами сговаривайся, не со мной. Мы с тобой одинаково в жопе, Слава.

— Перестань…

— Ты, может, скажешь, что там у вас произошло?

— Да… дурь непромерная. Как-то они, гады, в коптильню пробрались, с вечера ещё, наверное — ну, не заметил я как, — а туда