Исправляя ошибки (СИ)

Поразительно, какой особый оттенок придает любой истории — а в особенности, такой давней и запутанной, как эта — беглый пересказ в устах человека, практически никакого отношения к пересказываемой истории не имеющего. С одной стороны, язык изложения способен не только и не столько упростить, сколько лишь опошлить события, о которых идет речь, начисто отняв у них душу. С другой стороны, именно такой вариант, как никакой другой, позволяет увидеть самую суть.

На удивление, Финну потребовалось всего несколько мгновений, чтобы одолеть волну возмущенного непонимания и отрицания. А когда он совладал с собой, то запоздало вспомнил о некоторых слухах, которые приписывали главе Сопротивления давнее сожительство с контрабандистом. Вспомнил, какими душевными взглядами обменивались эти двое пожилых людей при встрече на Такодане; и позже на Ди’Куаре Хан Соло едва ли был сам собой, когда глядел в глаза генералу и говорил: «Тебе не понравится…» Вспомнил и то, как Хан поспешно отвернулся, чтобы не видеть удаляющийся силуэт внушающего трепет темного воина, который в тот момент уносил на руках добычу, и как лицо старого капитана приобрело краски скорби, тогда еще Финном почти не замеченные. И скупое упоминание Соло о мальчике, ученике Скайуокера, чей бунт положил конец чаяниям последнего джедая и заставил его удалиться в изгнание. Сопоставив в уме эти подсказки, горькие проблески прошедших дней, юноша, наконец, понял все, и даже то, что в устах его друга так и осталось не высказанным. И первая здравая мысль, посетившая его голову в эту минуту — что он, без сомнения, является идиотом, каких поискать.

***

Друзья говорили еще долго, потому что череда происшествий, которые пропустил Финн, и юношеское любопытство мешали им разойтись. И, наверное, если бы не своевременное вмешательство медперсонала, в конце концов напомнившего, что больному необходим отдых, молодые люди просидели бы, не расставаясь, до самого конца дня. Однако дальнейшее, о чем они говорили, уже не столь занимательно, как то, чем была занята примерно в это же время Лея Органа.

Еще накануне к вечеру стало известно, что сенат закрытым голосованием избрал нового канцлера, и что главой Республики стал человек, которого сама Лея поостереглась бы назначать на эту высокую должность, тем более в военное время. Не то, чтобы генерал совершенно не доверяла лорду Лайаму Викрамму — уроженцу планеты Брентаал-IV, в прошлом, одному из доверенных лиц канцлера Мон Мотмы, а в последние годы — сенатору от сектора Бормеа. Напротив, тот всегда производил на нее впечатление человека достойного и надежного. И все же, не с политической, но сугубо с человеческой точки зрения она опасалась иметь с ним общие дела. Чутье одаренной, дочери Вейдера, находило в его натуре зачатки таких качеств, как гордыня и излишняя суровость, что, по ее убеждению, нисколько не способствовало грамотному и взвешенному руководству. А то обстоятельство, что после смерти Мон Мотмы Викрамм открыто примкнул к партии центристов, хотя и не участвовал в конфликте, учиненном леди Синдианой, еще больше осложнило их отношения.

Губернатор Беонель в спешном порядке вызвала «кузину» при помощи комлинка и попросила ее сейчас же включить голоновости, где сообщалось об итогах голосования. А спустя несколько минут Трипио, как всегда, суматошный и нерасторопный, сообщил, что генерала вызывает адмирал Джиал Акбар.

В своей вступительной речи Викрамм сделал сразу несколько важных заявлений, которые Лея приняла весьма холодно. Во-первых, новый канцлер заявил о намерении возвратить Корусанту статус единой столицы Республики — это не могло прийтись по вкусу популистам, к которым Лея все еще причисляла себя, хотя и не появлялась в сенате лично уже долгое время, доверив вести политические дела своим более молодым представителям.

Во-вторых, Викрамм уверил общественность в том, что не намерен продолжать линию своего предшественника; начало открытых боевых действий против Первого Ордена, по его словам, дело решенное. Само по себе это заявление — лишь констатация очевидного факта, однако Лею покоробило то, что канцлер счел возможным, фактически, объявить войну без дополнительного голосования в сенате. А такового, согласно свидетельству Акбара, проведено не было.

И в-третьих, избранный глава Республики сообщил, что Сопротивление всецело готово сотрудничать с правительством, о чем генерал Органа должна сделать открытое заявление в самое ближайшее время. Лею об этом даже не известили.

Обсуждая последние события на Корусанте со своим заместителем, генерал ворчливо подметила, что «Ланевер Виллечам был трусливым самодуром, но пацифистом в душе. Теперь же мы получили трусливого самодура с замашками тирана».

Только спустя сутки канцлер нашел возможным вызвать главу Сопротивления для обстоятельного разговора, которого та, несмотря на свою выраженную неприязнь к Викрамму, ожидала почти с нетерпением.

— Генерал, — возникшее на голопроекторе изображение почтительно склонило голову.

Викрамм выглядел весьма представительным человеком. Не молодой, но моложавый — на десять лет младше Леи, — черноволосый, с легким проблеском седины. В его серых глазах притаился огонек мысли, но уголки губ отвисали так безвольно, что это, вкупе, к тому же, с рыхлым подбородком, непоправимо портило и лицо, и весь облик.

— Добрый день, Лайам, — сдержанно ответствовала Лея. — Примите поздравления с победой — от лица всего Сопротивления и от меня лично.

— Благодарю, — Викрамм говорил ей в такт, столь же холодно и официально. — Меня, впрочем, поразило, сенатор Органа, что вы воздержались от участия в голосовании. А поскольку новый представитель в сенате вами так и не был выбран, мы остаемся в неведении относительно официальной позиции сектора Альдераан. В частности, по поводу заявлений, что были сделаны мною вчера.

— Что ж, — Лея небрежно прошлась вокруг голопроектора, задумчиво сцепив руки. — Если вас интересует именно официальная позиция, то я готова озвучить ее в публичном заявлении, которое вы обязали меня сделать, признаться, довольно варварским способом. Если же вам нужно личное мнение, я озвучу его прямо сейчас. Итак, меня крайне не устраивает ваш незаконный авторитаризм в вопросах будущих военных действий. Напомню, каждый шаг необходимо согласовывать с союзными мирами путем официального голосования.

— Вы же сами прекрасно знаете, что это невозможно, — за промелькнувшей на губах канцлера улыбкой скрывалось пренебрежение идеалистическими воззрениями генерала Органы. — Если мы станем придерживаться официального протокола, то нам придется затягивать с решением всякого, даже самого пустякового вопроса. В период войны принято наделять главу Республики особыми полномочиями главнокомандующего армии, вам это известно.

— Разумеется, известно. Как и то, что последний из канцлеров, наделенный этими самыми полномочиями, погубил Республику и ввергнул галактику в хаос тоталитаризма, — парировала генерал. — К тому же, вопрос о предоставлении особых полномочий также должен решаться в сенате с привлечением глав воинских подразделений.

Викрамм, явно уязвленный, отвечал, насупив губы, что сейчас этот вопрос активно рассматривается сенаторами.

— Что касается высших военных чинов, то в их составе не достает только вашего присутствия, — добавил он.

— Мое присутствие вовсе не обязательно, — заверила Лея. — Я временно переложила свои обязанности на адмирала Акбара. Странно, что вас не известили об этом, — в ее голосе присутствовало ровно столько яда и желчи, сколько допускалось правительственным этикетом. — Согласно протоколу…

— К сарлакку протокол, генерал! — раздраженно произнес канцлер. — Решается судьба галактики. Ваше право или принять в этом непосредственное участие, или вовсе сложить с себя полномочия главы Сопротивления. К слову, — столь же ядовито заметил мужчина, — какой частью протокола руководствовались вы, приняв единоличное решение о нападении на «Старкиллер»?

Лея возмущенно вздохнула и на миг прикрыла глаза, чтобы справиться с накатившим гневом. Весь этот разговор заставил ее живо припомнить, по каким причинам она несколько лет назад, фактически, оставила сенат, и по сей день не стремилась туда возвращаться. Викрамм, как и другие, ему подобные люди, такие просветленные и нелепые, с высокопарным говором и сумбурными мыслями, со сложным этикетом и двусмысленной моралью, служили насмешкой над всем, во что она верила и за что боролась на протяжении всей своей жизни, положив, к слову, столько усилий и претерпев столько потерь, сколько ни одному из них даже не снилось. Новая Республика шла по стопам прежней, повторяя ее же ошибки; вероятнее всего, что другой она и не могла быть. Причина крылась в самой политической модели, в самой установке, положившей народу опираться на мнение избранных, а самим избранникам — заботиться, в первую очередь, о собственном благе. Эта модель, по природе своей неповоротливая и малоэффективная, создавала барьер между широкой общественностью и привилегированным кругом власть имущих, который не преодолеть даже посредством времени.