Чума из космоса

Сэм зевнул и отвел взгляд в сторону. Конечно, ему следовало бы поспать, но при всей усталости сон не шел. В окно по-прежнему барабанил дождь, и уже пробивалась утренняя серость… Обязательно нужно поспать…

Нита, в самый разгар их беседы уронившая вдруг голову на руки, безмятежно посапывала, разметав по столу свои красивые волосы.

Пискнул сигнал, которым обычно предварялись важные сообщения, – картинка дернулась, но чем-то новым не сменилась. Все те же вирусы все так же энергично толклись.

«Идентификация положительна, – пробурчал равнодушный голос. – Ткани фурункулов коннектикутской собаки содержат вирус Ренда – он на ваших экранах. До завершения всех исследований по приспособляемости данного штамма к различным средам и организмам он именуется вирусом Ренд-гамма…»

Нита уже выпрямилась в своем кресле и, отбросив волосы назад, сонно щурилась.

– До чего ж быстро! – воскликнул Сэм, гневно сжав кулаки. – Такой сдвиг – и меньше чем за неделю! Как он успел в такой короткий срок перебывать в семи различных организмах?!

– Успел. И от этого никуда не денешься.

– Как и от многого другого… – Сэм, кипя от злости, мерил шагами комнату. – Разваливается все! Мы катимся к первобытной дикости! Кубарем! Мне никогда не приходило в голову, что слой цивилизованности настолько тонок! Его можно смахнуть в несколько дней!

– Вы слишком суровы, Сэм. Люди просто-напросто боятся…

– Да, конечно! Я сам боюсь! И, кстати, у меня гораздо больше оснований для страха – ведь мне известна степень нашей беспомощности перед болезнью Ренда! Но я также знаю – а они почему-то забыли, – что у нас есть чудесный дар – шевелить мозгами, думать, прежде чем что-то предпринимать! А эти безумцы действуют – только действуют! И мало того, что обрекают себя на верную гибель, так еще пытаются увлечь за собой весь мир! Буйствуют! Лезут под пули! Вопреки здравому смыслу прячут где только можно своих несчастных кур и длиннохвостых попугаев! Подождите, вот мы еще примемся за собак… «Только не моего Рекса! Только не моего верного друга Рекса!» И попробуйте втемяшить идиоту хозяину, что его друг Рекс превратился в смертельного врага… Все охвачены паникой! Я видел толпу, в которой уже не было людей! Они насилуют и убивают – мимоходом! Каждый пытается любой ценой выбраться отсюда – и кому-то ведь это удастся! Или чья-то собака убежит за пределы зоны! Люди…

– Людей винить не следует, Сэм. – Голос Ниты был тих и спокоен. – Им присущи эмоции, обычные человеческие эмоции…

– Но я – точно такой же человек! – воскликнул он, остановившись. – И тоже не без эмоций! Я прекрасно понимаю, что они чувствуют сейчас! Те же кошки скребут и у меня на сердце! Но для чего же нам дан интеллект, если мы не можем контролировать свои эмоции!

– Кое-кто из контролирующих мечется сейчас из угла в угол…

Сэм уже открыл рот, чтобы ответить, – но внезапно передумал и улыбнулся.

– Да, вы правы. Вся моя ярость – ни к чему… Просто бывают моменты, когда все, что чувствуешь, обнажается, выходит наружу… А потому – слушайте! Вы так хороши сейчас в этом голубом луче и с этими спутанными волосами!

– О ужас… – прошептала она, поправляя прическу.

– Оставьте, прошу вас! – Сэм потянулся к ее руке, и что-то произошло! В глазах Ниты отражались его, Сэма, чувства!..

Что есть поцелуй? Поцелуй есть контакт, соединение, обмен. Одним народам и племенам он вообще неизвестен – другие считают его чем-то омерзительным. И те и другие – обделены… Поцелуй может быть и холодной формулой, и знаком родства, и прелюдией к акту любви. А еще – откровением в безмолвном, таинственном языке чувств, не передаваемых словами…

Прижавшись ухом к его груди, она улыбалась – он это знал, потому что водил пальцем по ее лицу.

– По-моему, все наши чувства поднялись сейчас на поверхность… Мы говорим то, что говорят они, и действуем так, как им угодно. Я, наверное, выгляжу очень смешным…

– Перестань, Сэм!

– Я, должно быть, действительно выгляжу довольно нелепо, но… Если б ты знала, какое отвращение у меня вызывают все эти телекрасотки с их деловитым барахтаньем в постели и дозированным закатыванием масленых глазок! Настойчивое принижение высокого… Я хочу сказать, что люблю тебя и что это… не шутка…

– И я тебя люблю, Сэм… Звучит, конечно, ужасно, но я благодарна болезни Ренда и всему, что произошло… Женщины эгоистичны, дорогой! Мне кажется, что ты так и остался бы одним из тех ушедших в работу мужчин, которым просто некогда подумать о таком незначительном предмете, как мы…

– «Незначительном». – Сэм обнял ее и тут же услышал сигнал вызова. – Черт побери!

– Я понимаю ваши чувства, сэр! – Нита, рассмеявшись, выскользнула из его объятий. – Но мне звонят!

Сэм милостиво улыбнулся, и она поспешила к телефону.

Дождь почти прекратился. Редкие порывы ветра бросали капли на оконное стекло. Сэм смотрел вниз, на влажную серость безмолвного города. Отсюда, с двенадцатого этажа, хорошо просматривалась Первая авеню с ехавшей по ней бело-зеленой полицейской машиной. Вот машина исчезла, куда-то свернув…

Неясное бормотание за спиной тоже смолкло, и, когда он обернулся, Нита уже положила трубку. Она так грациозно потягивалась, что Сэм тут же почувствовал необыкновенный прилив сил.

– Так. Умыться, переодеться и приготовить что-то похожее на завтрак, – энергично перечислила она. – Через час – совещание. Дирижирует Чейбл, если я правильно ее поняла…

– Кого – ее?

– Секретаршу Мак-Кея… Перкинса, вернее.

– Обо мне она ничего не сказала? Ведь этому локатору наверняка известно мое местонахождение!

– Нет, о тебе – ни слова. Может быть, твое присутствие там кажется ей уже само собой разумеющимся?

– Думаешь? Не более чем интерну – так, кажется, величает меня Эдди Перкинс? – дозволят присутствовать на этом политиканском таинстве?

– Но ты же должен быть там, Сэм!

Он грустно улыбнулся:

– Я буду, и обязательно.

…Это был один из самых больших залов госпиталя, и собравшиеся, человек тридцать, чувствовали себя в нем довольно неуютно. Сэм увидел здесь много знакомых лиц – руководителей отделов, людей из команды Мак-Кея, двух офицеров службы здоровья. Уже войдя в дверь, он подумал, что явиться сюда было не лучшей его мыслью. Нита, что-то почувствовав, крепко сжала его руку, когда он усаживал ее в кресло. Сразу полегчало… А потом отступать было уже поздно, да и незачем. Знакомые кивали ему или приветственно махали рукой – а прочие не обращали на него внимания…

«Доктор Бертолли?» – прогремело сзади, и Сэм вскочил. Насупленный бородач с перебитым носом был очень хорошо знаком ему по фотографиям.

– Да, доктор Хатьяр. Чем могу…

– Как вы себя чувствуете? – Хатьяр, подавшись вперед, почти уткнулся носом в лицо Сэма. Если б это проделал кто-то другой, Сэм обязательно вышел бы из себя, но Хатьяр был не другой… Сэму не раз приходилось слышать истории об этом гениальном венгерском иммунологе, создателе радиоактивного дифференциатора, касающиеся в основном его близорукости и болезненного самолюбия. Хатьяр, например, наотрез отказывался признать, что его зрение не идеально, и потому никогда не пользовался корректирующими линзами. В лаборатории, возможно, это не создавало особых неудобств, но в общении с людьми…

– Как вы чувствуете себя? – повторил он с чудовищным акцентом прямо Сэму в ухо.

– Спасибо. Не мешало бы, правда, поспать, а так – все в порядке… Во всяком случае, никаких симптомов болезни Ренда.

– Вот как? А ведь небольшое повышение температуры было бы очень кстати! Вы, значит, уверены, что жара у вас не было?

– Совершенно.

– А вот я не уверен… Мне нужно немного вашей сыворотки. То, что я имею, взято у людей, впоследствии умерших. Быть может, нам удастся наконец выделить антигены…

– Сэм? Вы не на дежурстве? – послышался голос Эдди Перкинса.

– Я отдежурил, – вежливо ответил Сэм, обернувшись. – Последняя поездка заняла около двадцати часов. Ситуация в городе весьма напряженная.