Исправляя ошибки (СИ)

Впрочем, в том, что отряд наберется сполна, Лея не сомневалась. В Сопротивлении имелось немало отчаянных парней, мечтающих о подвигах и готовых отдать свои жизни во имя правого дела. Так уж повелось. Трусам среди повстанцев делать нечего.

… Наконец, мать снова увидала сына — и сердце ее защемило от уже знакомой ей пугающей смеси чувств: сострадания и ощущения собственной вины.

На сей раз шаг Бена был твердым. Диггон и вправду не стал прибегать к наркотикам, поскольку Органа согласилась участвовать в перевозке пленника. Однако предупредил: «Без глупостей, генерал. Мои люди постоянно будут держать вашего сынка на мушке». Впрочем, это обстоятельство не избавило Лею от горечи в душе. Ведь ясно, что зрелище родного ребенка в роли заключенного само по себе является тяжелым испытанием для любого родителя.

Стоило их взглядам встретиться, как генерал почувствовала идущий от Бена испуг — испуг такой резкий и такой сильный, что Лее показалось, словно ее в этот момент ударило молнией. Юноша не хотел показывать своих истинных чувств — но, как и прежде, не мог справиться с ними. При виде матери Кайло замер на миг, как замирает хищник, почуявший опасность — и оставался в таком положении несколько мгновений, бледный и как бы парализованный, пока его не пробудили нетерпеливые понукания конвоиров. Лея отчетливо видела его страх и знала почти наверняка, о чем думает ее сын: «Конечно, генерал здесь. Кому же еще быть среди его тюремщиков, как не родной матушке?»

Лея поднялась на борт тюремного транспортника сразу следом за Беном и его сопровождающими. Диггон же, как и предполагало его положение человека, ответственного за происходящее, замыкал процессию, не спуская глаз с пленного рыцаря.

Оказавшись внутри, Органа присела на скамью напротив Кайло, окруженного военными.

Юноша не пытался сопротивляться. Но сейчас, как и прежде на Эспирионе, даже в его покорности явственно проглядывалась какая-то скрытая угроза. Люди Диггона, как будто чувствуя его настроение, были начеку и ни на секунду не опускали бластерных пистолетов.

— Здравствуй, Бен, — Лея постаралась сохранить голос спокойным, однако это потребовало от нее усилий несколько больших, чем она ожидала.

Пленник не отозвался, лишь нервно дернул головой и поспешно отвернулся, делая вид, что наблюдает, как закрывается главный шлюз корабля.

Лея не собиралась отступать. У них с братом имелось немного времени, чтобы обдумать ситуацию и представить хотя бы примерно, что ей следует сказать — что вслух, а что на самом деле, так, чтобы ее слова достигли только его, избегая лишних ушей.

Она попыталась вновь увидеть глаза сына.

— Бен, я хочу, чтобы ты знал: я здесь, чтобы извиниться перед тобой, — она намеренно соблюдала сдержанный тон, чтобы не выдать окружающим своих истинных чувств; Кайло же они были доступны на ментальном уровне. — Я понимаю, что ты скажешь. Что у меня нет права просить прощения, и все же, для меня важно, чтобы ты меня выслушал.

Транспортник мягко тронулся с места — генерал почувствовала едва ощутимую вибрацию ионных двигателей, сообщающих кораблю необходимую энергию, чтобы, преодолев притяжение планеты, вырваться в открытый космос.

Чтобы достичь одного из ближайших спутников звездолету не требовалось совершать гиперпространственный прыжок. Капитан судна обещал, что время в пути будет недолгим — менее часа.

Когда юноша, наконец, вновь поднял на нее взор, уголки тонких, покрытых паутинкой морщин губ Леи слегка дернулись вверх, словно мать хотела и опасалась улыбнуться.

«Постарайся сохранить спокойствие, малыш. Не выдавай нас. Я знаю, как вытащить тебя отсюда».

Бен напряженно дрогнул.

«Мне не нужна ваша помощь».

«Выслушай, — спокойно продолжила Лея, как будто и не заметила его дерзости. — Скажи Диггону, что ты готов предоставить необходимые сведения, но только Сопротивлению».

Ранее генерал Органа уже говорила Викрамму, что у нее одной есть шанс уговорить сына сотрудничать с властями. Стоит Бену подтвердить это — и возможно, его превосходительство все-таки уступит.

— Мне правда жаль того, что я сделала, — продолжал вещать ее голос. — Но сейчас я бы хотела помочь тебе, чем смогу.

— Вы ничем мне не поможете, — на первый взгляд, суровый отказ означал в действительности, что Бен понемногу включался в игру, затеянную его матерью. — К тому же, с меня и так хватило вашей заботы.

«Я никогда не стану предателем», — сказал он мысленно.

— Прошу тебя, дай мне шанс, — продолжала Лея.

«Я и не прошу у тебя предавать Первый Орден. Только подыграй мне».

Она по-прежнему тщательно избегала любого проявления негативных чувств. Однако внутри, на совершенно не поддающихся контролю глубинах ее души все же заговорило раздражение: «Глупый мальчишка! Разве ты не видишь, что я искренне пытаюсь тебе помочь? Разве не понимаешь, что эти люди готовятся пытать тебя? Разве не знаешь, что они расстреляют тебя, как только получат формальное одобрение суда? Неужели ты не можешь засунуть подальше свою идиотскую гордость хотя бы на время?» Как только у него хватает совести продолжать сыпать лозунгами, словно не слыша ее вовсе?

— Какого еще шанса вы у меня просите? — Кайло гневно поджал губы.

«Помнится, в прошлый раз вы придерживались иного курса, не так ли, генерал?»

Он поверил ей. Более того, он доверился ей, бессознательно обнажив свои истинные чувства в мгновения опасности. И как поступила она? Растоптала его еще робкую, болезненную веру в честность матери и в ее любовь.

И вот, генерал снова перед ним. Со своими извечными заверениями в раскаянии и с надеждой на примирение во взгляде — такой искренней, что право странно, как это он до сих пор не лежит, растроганный, у ее ног. Она смеет говорить с ним, несмотря на то, что прежде он неоднократно давал понять, что не желает больше видеть мать никогда в жизни — но разве его истинные желания когда-либо волновали себялюбивую принцессу? Она имеет наглость смотреть ему в глаза, не стесняясь своей вины.

Нет, то, как ужасно он обжегся, многому его научило. Больше Кайло не намерен поддаваться на уговоры этой женщины, хотя бы от этого и зависела его жизнь.

— Если бы ты знал, как я сожалею… — выдавила Лея, на сей раз ничего не прибавив мысленно к своим словам.

— Ваше сожаление не мешает вам сидеть сейчас среди конвоя, сопровождая меня в тюрьму, — едко отозвался юноша.

— Я здесь только для твоей защиты.

— Так говорят все допросчики, — он сказал это спокойно. Зная, что первоочередная задача опытного палача — добиться расположения пленника, это означало верный путь к победе. — Скажите, ваша роль оканчивается после прибытия на Центакс? Или вы намерены участвовать и в том, что вскоре последует? Быть может, если я буду находиться под действием химических препаратов, у вас получится завершить то, что вам так и не удалось завершить на Эспирионе…

Кайло перевел дух и продолжил — на сей раз телепатически, с явственным оттенком усталости:

«Что изменилось с нашей последней встречи, генерал? Будете утверждать, что вы многое переосмыслили? Что готовы измениться, если я вновь поверю вам?»

Вместо ответа Лея пересела ближе.

Руки Кайло, скованные наручниками, прикрытые широкими рукавами куртки до самых верхних пальцевых фаланг, лежали ровно на его коленях — чтобы конвоиры могли постоянно видеть их.

Мать попыталась коснуться его руки, накрыв видимые пальцы своей ладонью — это был известный ее жест, неосознанная защита на тот случай, если слов уже не останется. Но в тот момент, когда она дотронулась до него, в ней всколыхнулось ощущение ужаса, знакомого Лее со дня их прибытия на Корусант. Она отчетливо вспомнила леденящее душу зрелище на платформе, и лицо ее побледнело.

Вместо того чтобы задержаться на пальцах, рука ее прошлась выше к основанию кисти, и далее, несмело приподнимая рукав. Кайло не противился ее действиям. Напротив, находил даже правильным, если генерал увидит все, как есть.