КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

Вслед за одеждой мы сами осторожно спустились в этот серный, остро пахнущий суп. Горячая едкая вода обожгла, заставила огнем гореть расчесы и укусы, которых оказалось предостаточно. Черный попытался было расчесать волосы, но попытка не увенчалась успехом, и он безжалостно обрубил их Айясой. Ободранные, исцарапанные, голые, яростно терзающие свои потерявшие всякий цвет и вид тряпки, мы являли собой жалкое зрелище.

Как следует пошоркав, мы разложили свои вещи прямо на каменных плитах, чтобы вода с них стекла. От ядовитой воды одежда стала похожа на те самые жуткие тряпки, в которые с ног до головы заматываются сикринги, и лишь украшения из серебра и алмазов сверкали своей первозданной чистотой.

На воздухе было холодно так, что зуб на зуб не попадал, и мы с Черным снова забились в теплую вонючую воду. Свою верную Айясу он положил рядом с собою, умостив кое-как на выступающих из воды камнях. Желтая вода смыла с лезвия нечистую кровь, и Черный щурился от едких испарений, разглядывая белый налет, наляпанный пятнам на блестящей стали.

Ур вычистился первый.

Он даже косу свою (в отличие от Черного) прочесал и заплел заново. Незаметно, вкрадчиво, он и вид свой поменял, нацепив гладкую маску. В мыслях его проскользнуло запоздалое раскаяние – надо было сделать это раньше, думал он, чтобы не вспугнуть… не ушли бы…

Кое-как натянув мокрые шорты, он выбрался из своей расселины, но у самого края попятился назад, согнувшись в три погибели, потому что в лицо ему смотрел весьма внушительный клинок.

- Так-так! Кто это у нас тут? Что за рыбки завелись в наших прудах?

Огромный бородатый дядька в черной кожаной одежде, опершись на колено, склоняясь над расселиной, с интересом рассматривал нас, голых и беспомощных (на его взгляд), и на губах его играла недобрая усмешка.

- Вот так раз, – произнес Ур, – разбойники.

Но, судя по го голосу, это не было для него неожиданностью.

По выражению его глаз, неотступно следящих за усмехающимся разбойником, по его спокойству, по вкрадчивости движений – Ур отступал вглубь своей расселины, и могло показаться, что он растерян, и даже напуган, – я понял: этих людей он почуял еще тогда, когда мы только подошли к этому месту.

Он чуял их, когда осматривал дом; он видел их, притаившихся в густой тени, между вздыбившихся плит. Он знал, что они не притронутся к нам, покуда мы не отмоемся от спор паразитов, и разложил наши одежды – попорченные, но сверкающие алмазами на ярком солнце, – как приманку, и на видном месте оставил оружие – мой и свой мечи...

В видениях его промелькнули эти странные рубцы на мостовой, оставленные неведомым транспортным средством – так вот что ему нужно было от них! Он рассчитывал отнять у них их транспорт, и подманивал их, ловил их на нас, как на живца.

«Потому что если бы мы на них напали, и они почувствовали, что дело пахнет жаренным, мы нипочем бы не догнали их», – ответил он в заключение всего того, что я выудил из его головы.

Черный, до этого яростно шоркающий сапог, прямо-таки окаменел, раскрыв рот. В глазах его было искреннее детское недоумение, но его Айяса, однако, почти беззвучно исчезла в воде, словно тело змеи.

Меж тем разбойники уже совершенно не таились.

Их было трое – тот, что следил за нами, и еще парочка – они теперь рылись в наших тряпках, расшвыривая не понравившиеся им вещи по улице.

Первый был человек роста громадного, бородатый дядька, с крупными сильными руками (таким клешнями только и загребать, отнимать что-нибудь), с цепкими крепкими пальцами. Если говорить о его национальности, то я определил бы его как регейца или карянина, хотя голову его украшали эшебские косы. Но это было скорее для удобства, чем дань традициям предков. Волосы у него были темные, и глаза его, круглые и выпученные, словно у него была больная щитовидка, были цвета переспелой вишни. Эти влажные выпяченные кругляки на воспаленных, красноватых белках крутились, придавая его итак неприятному лицу выражение совсем уж дебильное и отталкивающее.

Одет он был добротно; на огромных мощных ногах – сапоги на толстой подошве с круглыми тупыми носами, кожаные прочные черные штаны и длинная куртка из той же черной кожи, перепоясанная широким прочным поясом с крупной металлической бляхой. Наручи защищали его руки, и на груди, под курткой, тоже была защита – панцирь. Здоров, как буйвол, и наверняка не дурак подраться…

За спиной его послышалась возня – кажется, те двое, что рассматривали наши вещи (свою добычу), подрались из-за пояса Черного.

- Надо же, какая богатая добыча. Чьи это алмазы? Твои? – бородач, чуть скосив глаза, глянул на сверкающие в свете холодного солнца алмазы Черного (он позабыл снять свои перстни). – У тебя губа не дура, господин Алмаз! Небо послало нам редкостных идиотов! Разгуливать без штанов по Долине Темного Торна, и раскидывать свое добро без присмотра! Хм… одно удивляет: как эти редкостные идиоты смогли живыми выбраться из лесов сикрингов?! Одно из двух: либо сикринги все внезапно вымерли, либо вас было не меньше двух дюжин, и они просто обожрались!

- Нас было около сотни, – вызывающе соврал Ур. Бородач презрительно скривил губы – ну, конечно! Он так и подумал!

Ур исподлобья глядел на мародера и молчал; и Черный тоже молчал. Лишь его тонкие длинные пальцы стискивали недомытый сапог, раскисший, перепачканный в глине.

- Может, вернете нам наши вещи, да и разойдемся по-мирному, – предложил Ур вкрадчиво, косясь на мародерствующих. Сам он ни на миг не верил в свои слова и лелеял некий план… какой?!

Бородач хохотнул.

- Да? Боюсь тебя опечалить, но, сдается мне, мои друзья не хотят тебе ничего возвращать. За ваши побрякушки на базарчике дадут приличные деньги, а за таких, как вы, рабов, местные красотки, соскучившиеся по ласке, и подавно, – он кивнул на бутафорское гладкое лицо Ура, и тот расхохотался, закинув голову.

«Ба! Да тут и красотки есть! Ультур, ты теряешь былую хватку!»

- Вылезайте-ка, рыбки мои. Да без глупостей. Я не хотел бы попортить товар.

Ультур от злости забулькал, и тем привлек к себе пристальное внимание бородача.

Ультур действительно был глуп или самонадеян и эгоистичен настолько, что не мог даже подозревать какой-либо хитрости в другом. Для него все происходящее действительно было фатальной ошибкой со стороны Ура, приведшей нас к гибели.

Бородач наклонился ниже, рассматривая незадачливого Желтого Удава, и хохотнул:

- Ба! Да среди нас есть самый ценный экземпляр! Хозяин скалистой гряды! Как это тебе не свезло, что такие редкостные болваны умудрились тебя прищучить? Сегодня явно мой день! С каким удовольствием я отдам тебя на потеху своим ребятам! Ну, пошевеливайтесь! Вылезайте!

Ур отступил еще на шаг. Черный, не меняя дебильного выражения своего лица, чуть привстал, и под водой двинулась тонкая узкая тень притаившейся Айясы.

- А ты заставь нас выйти, – смело сказал я (ну, должен же быть в наших рядах хоть один наивный идиот) каким-то странным звенящим голосом (как пионер на праздничной линейке). Бравада эта совершенно не вязалась с моим жалким видом (я был даже без штанов), и незнакомец оскалился:

- Ах ты, твареныш…

Сапог, раскисший от тропической грязи, полный воды, тяжелый, как камень, пущенный мощной рукой Черного, влепил глинистой жесткой подошвой прямо по губам бандита, и то заорал, обеими лапами ухватившись за разбитый рот. Сквозь пальцы текла кровь, много крови.

Так-то! Не хами принцу пакефидскому!

Привлеченные его ревом, двое других разбойников кинули свою добычу и, выхватив оружие – тесаки устрашающего вида, с причудливо вырезанными клинками, – ринулись в разлом с воплями:

- Щенки!

Думаю, эти двое были новичками в их нелегкой профессии, и в их головах пока что было всего две мысли: нажиться и покуражиться своей силой, удачливостью и всем тем дерьмом, что наполняло их никчемные жизни и придавало им в своих собственных глазах величия и значимости. Тот, что сейчас мычал и выплевывал окровавленной пастью выбитые зубы, их натаскивал, а они, являясь по сути своей ударной силой, выступающей по приказу своего предводителя, думать не умели.