Золотой империал

о. Автор, Берестов Сергей Владимирович, проживал в свое время в селе Ковригино.

— Где это? — нетерпеливо привстал Чебриков, припоминая, что название ему смутно знакомо.

— Да рядом тут, по дороге в Челябинск, возле водохранилища, — досадливо объяснил Николай, уловивший в словах Конькевича главное. — Почему проживал, Жорка? Не тяни, получишь у меня! — Капитанский кулак оказался прямо под носом нумизмата.

— Оставьте свои казарменные замашки, господин Александров! — Видимо, нахватавшийся манер у графа Георгий, задрав нос, указательным пальцем брезгливо отстранил кулак в сторону. — Я сказал, что сей индивидуум проживал потому, что я его уже не застал.

— Умер?!! — в один голос воскликнули капитан и ротмистр, между которыми в последнее время наблюдалась все большая слаженность.

— Нет, господа, опять не угадали. Элементарнейшим образом угодил в дурдом...

Пока письмо в редакцию «Уральского искателя» пылилось в столе «геолога», дожидаясь своего времени и очереди на публикацию, Сергей Владимирович, и сам непрерывно искавший дорогу к таинственному городку, и досаждавший властям своими росказнями о нем, исчерпал наконец их долготерпение и одетый в весьма неудобную одежку с завязывающимися за спиной рукавами, был препровожден санитарами в соседний Рождественск, славящийся своей психиатрической лечебницей.

— А дальше что?

— А дальше это событие как-то позабылось... Дела-то, помните, какие были? Простите еще раз, Петр Андреевич, вы этого помнить не можете.

— Может ли этот Берестов оказаться сейчас живым и на свободе? Жорка подумал:

— Вполне. Дело было в восемьдесят девятом, потом события девяносто первого, тем паче девяносто третьего... Дел у властей хватало с избытком, могли просто выгнать как не представляющего общественной опасности. Да что гадать? Сейчас прямо поедем туда и...

— Никто никуда не поедет, дорогие мои! — отрезал Николай. — Во-первых, уже пятый час утра, во-вторых, я выпивши за руль не сяду, в-третьих, если этот Берестов жив и дома — никуда он не денется до завтра. Вернее, уже до сегодня. Завтра у меня выходной, выспимся, и с утречка... А теперь: быстро все это завершаем, — он обвел широким жестом частично разоренный стол, — и на боковую...

Однако «утречком» поехать никуда не удалось...

12

— Как же ты дошел до жизни такой, Александров?

Каминский расхаживал по кабинету взад и вперед, словно тигр в клетке. Сегодня, видимо, по такому важному случаю он был в форме и при каждом повороте две большие серебряные звезды с погона бросали тусклый блик в глаза, вернее, в правый глаз перебинтованного Николая, сидевшего на табурете, словно арестованный.

Да, собственно, он и был арестованным.

Хлипкую Жоркину дверь, и так едва приткнутую на какую-то деревяшку после вечернего вторжения Александрова, омоновцы вынесли с легкостью пушинки незадолго до рассвета, примерно через час после того, как, наконец разобравшись с постелями, мужчины угомонились. Николая и Жорку, по гражданской привычке улегшихся спать раздевшимися,