Зазеркальные близнецы

одие! — весело подначил таксист Александра, кивая на все еще торчащую из кулака ротмистра гвоздику.

Бежецкий, чертыхнувшись, кинул пролетарский цветок на асфальт и плюхнулся на сиденье, одновременно носовым платком стирая со щеки жирный след помады от поцелуя любвеобильной демонстрантши:

— Трогай, любезный!
* * *

Владовский, насвистывая мелодию из популярной в этом сезоне оперетки, приближался к дому на Сергиевской, на втором этаже которого располагалась роскошная квартира, купленная еще покойным батюшкой. На город опускались короткие летние сумерки, и улица была малолюдной. Идущего за ним “пьяного” Матвей “срисовал” уже давно и теперь старался не подавать вида, что знает о слежке. Однако настораживала не сама слежка, а то, что велась она совершенно открыто, внаглую. Владовский уже начинал нервничать.

Наилучшим вариантом было бы свернуть в неосвещенную подворотню и, дождавшись там преследователя, разобраться с ним. Несмотря на комичную внешность, Матвею не раз случалось бывать в переплетах, а под его пиджаком перекатывались не только слои жира. Конечно, он надеялся не столько на свои кулаки, сколько на узкий стилет, скорее короткую шпагу, спрятанную в полой тросточке и в умелых руках способную стать нешуточным оружием. Хитрая трость, случалось, выручала владельца и не в таких ситуациях: Владовский с гимназических лет считался неплохим фехтовальщиком. Как назло, нескончаемый фасад все тянулся и тянулся, а гостеприимного входа во двор не было…

Ага, вот и он! Владовский, не переставая насвистывать, нырнул под арку и оказался в полутьме. Так, теперь немного подождем…

Чьи-то крепкие руки сжали Матвея за плечи и втиснули лицом в шершавую, нестерпимо воняющую кошачьей мочой и плесенью штукатурку стены, в то время как другие, не менее крепкие, вырвали спасительную трость и быстро, но внимательно охлопали карманы. Только после этого Владовскому было разрешено обернуться, но плечи его не отпустили.

— О чем вы говорили с Бежецким? — Голос невидимого в темноте человека был негромким, но спорить с ним как-то не хотелось.

— С кем? — попытался было придуриваться Матвей, но от сильного удара в бок его всего пронзило болью.

“Ну вот — почку отбили! — пронеслось в оглушенном болью мозгу. — Теперь неделю буду кровью мочиться”.

— Хватит! — Голос звучал все так же негромко. — Я повторяю свой вопрос.

Владовский облизнул враз пересохшие губы и решил тянуть время:

— А, вы имеете в виду Александра Павловича! Ничего особенного. Я, с вашего позволения, милостивый государь, имел, как говорится, честь учиться вместе с господином Бежецким. Однокашники, если позволите…

Боль, вспыхнувшая в том же боку, была столь сильной, что из глаз, казалось, посыпались искры.

“Похоже, теперь ребро. Наверняка кастет. Больно-то как, господи! Вот бы сознание потерять, — морщась думал про себя Матвей, лихорадочно ища и не находя выхода из сложившейся, похоже очень скверной, ситуации. — Вот бы сознание потерять…”

Однако милосердное забытье никак не приходило.

— Зачем