Зазеркальные близнецы

ходило.

— Зачем вы меня бьете, господа? — подпустив слезу в голос, заканючил Владовский, обвисая на руках и незаметно, на ощупь, через ткань пиджака нажимая кнопку лежащего в кармане напоминальника. — Я больной человек. Я ничего никому не сделал. Возьмите все мои деньги, а меня отпустите…

Матвей не рассчитал одного. Женский голос, раздавшийся из аппарата, оказался хорошо слышен даже через карман.

— Алло, алло! Матвей, это ты?… Едва различимые в полутьме арки тени быстро переглянулись:

— Он кого-то вызвал!

Со змеиным шипением клинок покинул свои ножны в трости и, сверкнув в луче падавшего с улицы света, вдруг стремительно укоротился. Матвей почувствовал еще один оглушающий взрыв боли, и спасительное забытье наконец унесло его в прекрасные блаженные дали…

Прибывшая через десять минут полиция обнаружила под аркой проходного двора только безжизненное тело известного репортера скандальной газеты “Петербургский пересмешник” Матвея Семеновича Владовского, плавающего в луже крови, сочащейся из пробитой насквозь груди. Клинок из валяющейся неподалеку трости с серебряной табличкой “М. С. Владовский. Журналист” был сломан пополам, видимо, от столкновения со стеной. Верная шпага, вынужденно предавшая своего хозяина, больше не пожелала служить никому другому.

В потайном кармане пиджака покойного репортера было обнаружено служебное удостоверение агента политического сыска…
* * *

Зал круглосуточного почтамта на углу Большой Пушкарской и Саблинской до боли напомнил Александру множество виденных им в своем мире. Те же довольно обшарпанные кон горки с дремлющими за ними “барышнями”, те же допотопные столы с монументальными чернильными приборами, закапанные въевшимися в некогда желтую поверхность разноцветными пятнами, тот же ряд абонементных ящиков, покрывавших чуть ли не всю глухую стену в глубине… Однако искомого ящика на этой ячеистой стене, увы, не отыскалось. Видавшие виды дверцы с облупившимся лаком заканчивались на цифре “560”, да и вряд ли замысловатый ключ, лежавший в кармане Александра, подошел бы к стандартным замочным скважинам, окантованным жестяными накладками. Где же ящик под номером “1178”?

Оставалось прибегнуть к помощи миловидных “барышень”, и Бежецкий направился было к ряду “аквариумов”, как одна из девушек, привстав, приветственно замахала ему рукой:

— Александр Павлович! Сейчас я вам открою!

Еще через минуту, грохоча связкой ключей, услужливая почтарша отпирала не замеченную Бежецким дверь в другой зал, уставленный уже рядами металлических, отсвечивающих в свете ламп дневного света темно-серым лаком многодверных шкафов, напоминающих скорее ячейки вокзальной камеры хранения или банковские сейфы, никогда не виденные Александром, но сразу же всплывшие в “чужой” памяти. Найти нужный ряд сразу было немыслимо, но выручила опять “барышня”, сразу устремившаяся куда-то влево от двери. Бежецкому ничего не оставалось, как, благодаря Бога за неожиданную помощь, поспешить за провожатой.

Та уже поджидала у искомой ячейки,