Ангел Спартака

ь. Перед битвой — еще ладно, а когда бой начался? Твои друзья уже воюют, им в лицо Смерть глядит, а ты!..

Но тогда, в те далекие жаркие дни, и вправду никто не торопился. Что случилось, я поняла быстро: ветераны Квинтилия Басса заняли дорогу, которая на Везувий ведет, но дальше не пошли. Ждут! Понятно чего — Глабра ждут. И Спартак не торопится — тоже ждет. И Глабра-претора, и момента нужного.

Значит, и нам с Аяксом подождать следует. Хоть и прав одноглазый — последнее это дело. Ведь там, на Везувии, все наши: и Крикс, и Каст, и Ганник, и Спартак. И Эно-май тоже там.

Почему-то за него я не волновалась. Совсем. Мой белокурый бог на войне, я тоже. Мы хотели этого, надеялись, мечтали. Все идет правильно.
* * *

— Стой, девочка, да! А ну стой! Стой, говорю!..

Ага, сейчас! Вот прямо-таки посреди улицы колонной коринфской замру.

— К-куда-а?!

И — лапища тяжелая на плече. Это уже хуже. Вот гарпии с даймонами! И Аякса куда-то унесло.

… Не куда-то, конечно. Сама ему, одноглазому, велела в дом к декуриону нашему наведаться — к привратнику знакомому. Вдруг там еще один «источник» заплещет? Вроде бы ни к чему мне охрана — две улицы всего-то и пройти С таберны дядюшки Огогонуса. И на тебе!

— Покажись-ка, цыпочка, да!

Пьяный? Пьяный, конечно, прямо вакхант. Дух, как из пифоса, рожа красная, в прыщах. При бороде — не из римлянин, значит. Но и не из наших. Говор чужой, сразу слышно.

— А ничего!

Скользнула чужая ладонь по груди, по бедрам. Дернулись пухлые яркие губы.

— Сойдешь! Десять ассов — только чтобы на все соглашалась. Пошли!

Для таких случаев мне Аякс и требуется. Только случай есть, Аякса же нет. И не будет, по крайней мере скоро. Далеко дом Феликса — за Форумом, за цирком.

— Чего стоишь, подстилка, да? Десять ассов мало? Остальное оплеухами добавлю, да.

Точно добавит! Все ясно, как на фреске, — торговец заморский, то ли грек, то ли сириец, завернул в Помпеи уд почесать, только-только в гостинице пристроился, только-только винца хлебнул. На охоту вышел.

На помощь звать? Пуста улица, не докричишься. И кто в добром городе Помпеях за «волчицу» вступаться станет, тем более незнакомую? Поглядела прямо в рожу его, в глаза, похотью срамной полные. Если бы про оплеухи не помянул, можно было бы и добром дело решить. А так... Не люблю, когда женщин бьют!

— Ну пошли, красавчик!

Улочку эту я сразу приметила. Даже не улочку — переулочек малый. Слева стена, справа стена. Маленький переулочек, всего на тридцать шагов. Ничего, мне хватит.

— Стой! (

Чего, прямо здесь? Ну городишко, срам один, да.

Это точно, сладкий мой. Срам! Поглядела вверх, туда где между стенами вечернее небо белело. Откуда-то столь ко пыли? Даже на зубах хрустит.

Посмотрела вперед — пусто. Назад — тоже пусто.

Ладно, здесь так здесь, да. Скидывай тунику.

Сейчас, сердце мое, сейчас! Нож у пояса... Ладно, и заколкой обойдусь. Не впервой!

… Тебе нельзя молиться, Учитель. Ты не станешь слушать нас, бесхвостых обезьян, не станешь