Слово шамана

упал сапоги, бока, вытащил из-за пазухи какой-то сверток, переложил к себе. Прошелся по остальным телам, снимая оружие и наскоро обыскивая. Его товарищи тем временем собрали коней. Вскоре отряд, увозя погибших и раненых, повернул к основной рати, а на пятне вытоптанной травы осталось лежать восемь одетых в халаты скрюченных окровавленных тел.

Дозор вернулся в лагерь, когда рать остановилась на ночлег. Большинство воинов уже завернулось в медвежьи шкуры или растянулось на войлочных подстилках, и только перед дьяком Адашевым горел небольшой костер: Даниил Федорович ждал вестей. Добрых, тревожных – хоть каких-нибудь. А потому появление небольшого отряда, да еще с полонянином вызвало у него вздох облегчения.

– Снимай бедолагу, – вставая, распорядился он, – Клади ногами в костер. Да нет, сапоги можно не снимать. И так согреется.

– Нет... Зачем?! – забился всильных руках боярских детей искалеченный татарин. – Заче-ем?!!

Тем не менее ратники, в которых вид убитых друзей не вызвал приступа дружелюбия, быстро исполнили приказ воеводы, смотав пленнику ноги вместе и привязав их к ратовищу его же копья. Вечерняя степь огласилась жутким воем – нехристь орал и бился головой о землю. Дав ему испытать достаточно боли, Даниил Федорович присел рядом и спросил:

– Войско ханское где?

– А-а-а... Пустите... Скажу, пустите!!!

– Сперва скажи.

– Дальше оно... Че-ерез реку переходит!!!

– Давно?

– Вчера подошло! Пу-устите, больно-о-о!!!

– Обоз где?

– Сза-а-ади!!!

– Много войска переправилось?

– Все почти... – татарин заплакал крупными слезами. – Отпустите, ради Аллаха... Отпустите... Убейте, не могу... Не могу больше... А-а-а!!!

– Вытащите его, – разрешил, выпрямляясь, дьяк. – И оттащите куда-нибудь в сторонку.

Даниил Федорович знал, что делал, когда не дозволял прекратить пытку огнем, пока басурманин не скажет все.

Потому, как для вытащенного полонянина боль не прекратилась. Полузапекшиеся в обугленных сапогах ноги продолжали ныть точно так же, как если бы они все еще оставались в огне, а никакой надежды на смягчение страданий он более не имел.

– О Аллах, великий и всемогущий, милостивый... А-а-а!!! И милосердный... И всевидящий...

Наконец кто-то из воинов устал от непрерывных воплей и просто заткнул ему рот грязным подолом его же халата.

– Ну что, Варлам Евдокимович, – улыбнулся подошедшему Батову государев дьяк. – Вот, с Божьей милостью, и нащупали мы слабое место. Завтра начнем. Раз уж ты здесь, то слушай. Мыслю я доверить тебе правое крыло. Охватить ты их должен, окружением напугать. Основные силы я поведу, вместо левого крыла Миус будет.

– Что же ты у полонянина не спросил, сколько сил у хана, боярин?

– Да то нам не интересно, Варлам Евдокимович, – мелко-мелко почесал за ухом дьяк. – Нам их найти главное, да удар нанести. А много ли, мало ли... Мы не за золото, мы за Русь Святую биться идем. С нами Бог, и отступать нам не след...
* * *

Когда в обширную гавань Балык-Кая нее одна за другой вошли полсотни