Золотой империал

ик, который, повздыхав для приличия, из своих, казалось неистощимых, запасов одарил каждого глотком водки, чуть-чуть приободрившей...

Странное дело: путешественники понемногу втянулись и маршрут сегодня казался уже не мучительным. Только Валентину Жорке пришлось поддерживать под руку, так ей было тяжело. Хотя и его самого, впрочем, смело можно было укладывать в деревянный ящик.

Когда невидимое солнце вскарабкалось в зенит и вокруг проступили безрадостные очертания ледяной пустыни, а «гостеприимные» развалины остались далеко позади, Берестов догнал переговаривающихся вполголоса Николая и Чебрикова и сообщил, прерываясь на каждом слове из-за мучительной одышки:

— Тут... рядом... должен поселок быть... в нашем мире, конечно... Краснознаменск...

— Вы думаете... — Ротмистр даже остановился.

— А чем черт не шутит, когда Бог спит.

К сожалению, до Краснознаменска, кружочек которого на карте почти совпадал с красной звездочкой, обозначавшей межпространственный переход (Николай из-за этих красных звездочек нередко подтрунивал над стариком, беззлобно отругивающимся), оказалось не так уж и близко. Только на исходе сумеречного «дня», совершенно выбившись из сил и чуть ли не ежечасно останавливаясь на короткие привалы, путники различили в сгустившейся до чернильной плотности темноты несколько тусклых огоньков, суливших гостеприимный кров и божественное тепло. Правда, огоньки очень быстро погасли, видимо, обитатели гипотетического поселка'отошли ко сну, но направление уже было взято верно.
* * *

— Ну и где тут вход? — Александров недоуменно топтался возле напоминающего монолитную каменную глыбу сооружения: не то дома, не то какого-то сарая.

Никаких признаков отверстия для проникновения внутрь не было и в помине, а весь поселок представлял собой уходящие в темноту ряды подобных «чумов», возвышавшихся над землей не более чем на полтора-два метра. Ни окон, ни дверей... Что тут могло светиться, путешественники и представить не могли. Хотя... То тут, то там с непонятной непосвященному логикой оказались понатыканы какие-то шесты или столбы. Возможно, служащие для чего-то вроде уличного освещения.

— Что будем делать? — На обращенный к нему вопрос ротмистр только вяло пожал плечами.

Повисло гнетущее молчание, если можно назвать молчанием постоянно меняющий тональность шум ветра, варьирующий от почти нежного шепота до истерического визга. Валя опустилась на корточки и, закрыв глаза, привалилась спиной к стене «дома». По всему было видно, что стронуть ее с места уже не способна никакая сила. Подумав, присоединился к ней и Берестов.

— Сейчас я их, сонь таких-растаких, разбужу! — потерял наконец терпение Конькевич.

Выхватив из рук старика пешню, Жорка остервенело замолотил стальным острием в стену ближайшего «дота», заставляя веером разлетаться осколки того же субстрата, что и земля под ногами, составлявшего ее. Звук, увы, получался тупым и едва слышным даже окружающим.

— Я вот тебе щас постучу, постучу, — раздалось вдруг совсем рядом,