Золотой империал

о выдержанный коньяк. — Я же говорю: мутации у них пошли разные, в том числе и расти некоторые начали необыкновенно. Представляете: нагуливают до пяти-шести килограммов живого веса, к тому же неприхотливы, практически всеядны. Одна беда: стойловое, так сказать, содержание, затруднено — прогрызают, заразы, любые ограждения... Пробовали из профнастила городить — тут военный аэродром неподалеку до катастрофы был, у них запас временных взлетных полос обнаружился, — так виданное ли дело: металл тоже не выдерживает! Грызут...

Повалившуюся в обморок Валюту сердобольные женщины, зашикав на изрядно поддавшего и поэтому чересчур словоохотливого зоотехника, унесли куда-то в соседнее помещение, а банкет возобновился с новой силой, хотя закусывали гости уже несколько осторожнее, да и происхождением горячительного предпочитали не интересоваться.

Когда Николай уже падал головой на скрещенные на столе руки, не в силах бороться с соединенным действием жары и «коньягона», в его памяти запечатлелось видение сидящих друг против друга Берестова, Чебрикова и Егорыча, едва не упиравшихся лбами и слаженно певших.

— Утро кра-а-асит не-э-эжным цветом сте-э-эны дре-э-эвнего-о-о Кремля... — самозабвенно выводил подземный зоотехник-крысовод, от пламенеющего носа которого уже можно было прикуривать.

— Господа-а юнкера-а, кем вы были вчера-а... — поддерживал его граф, цветом лица ничуть не уступавший колхознику.

— Ды-ывлюсь я на небо, тай думку га-а-адаю... — почему-то по-украински тянул «миропроходец», дирижируя нанизанным на щербатую вилку аппетитно, с янтарной корочкой поджаренным окорочком-грызуна поистине великанских размеров.

— Се-э-эрая, суко-о-онная, Ро-о-одиной даре-о-он-ная... — неожиданно для себя глухо, в стол, пропел капитан строчку ротной песни из благословенных курсантских времен, проваливаясь в объятья пьяного как извозчик Морфея, который заговорщицки подмигивал лукавым глазом.
* * *

— Вы там поосторожнее, — напутствовал новоприобретенных друзей Егорыч, провожая их после недельного пребывания в гостеприимном «муравейнике» на окраину обитаемой территории. — Разные тут ходят...

Кое-как удалось выведать у ставшего вдруг неразговорчивым зоотехника, что в окрестностях подземного поселения вот уже несколько месяцев бродит шайка людоедов.

— Соваться в Город (местные жители упорно называли Краснознаменск, и раньше-то едва дотягивавший до статуса поселка городского типа, а после всех передряг насчитывавший едва пару тысяч жителей, городом, хотя, наверное, по здешнему безлюдью именно так оно и было) они не решаются — с оружием у них плоховато, огнестрельного почти нет, — но вот те, кто отбивается случайно... — Старый вояка сжал приклад верного «ППШ» так, что побелели костяшки пальцев, и скрипнул зубами. — Дочка Михайлова свояка пропала, так даже костей не нашли. Как волки шастают, выродки.

На второй день гостевания путники, посовещавшись, решили показать мужественным обитателям Краснознаменска дорогу в сопредельный необитаемый Парадиз, а Чебриков