Череп епископа

? - забеспокоился Картышев. Руководитель клуба вскинул ладонь, предупреждая попытки помочь, а потом на широко расставленных ногах поковылял к дому.

Опричник, пряча в кудрявой бороде усмешку, отпустил коням подпруги, затем, перекрестившись, подошел к иеромонаху, поцеловав ему руку, и снова вернулся к лошадям, протирая им шкуры соломенным жгутом. Странным своим поселенцам ухаживать за драгоценными туркестанскими жеребцами он не доверял. Убедившись, что встречавшие боярина иноземцы ушли в дом, на время забыв о государевом человеке, повернулся к священнику:

- Как паства твоя, отче?

- Прихожане мои православными себя чтут и обряды положенные вершат со всем старанием, но веру греческую понимают плохо, - огладил тяжелый крест иеромонах. - Души их страдают в метаниях, и жаждут слова Божия, но принять его с искренностью ноне еще не способны. Более склонны они к радости и праздникам, как языческим, так христианским, а то и к веселью без повода.

- Хорошо ли это, отец Никодим, для христианина, жизнь в веселье и праздности проводить?

- Я не пресекаю, сын мой, - перекрестился священник. - Все мы созданы по образу и подобию Господа. А Бог, по мысли моей, несчастным существом быть не может. Стало быть, и дети его обязаны жить счастливыми, а не в муках и грусти дни свои проводить. Что до праздности, то день свой прихожане посвящают трудам, и помыслов о благополучии рубежей отчих также не оставляют.

- Да, рубежи, - покачал головой Зализа, оглаживая морду коню с большим белым пятном между глаз.

Сажая нежданных воинов на пожалованную государем землю, опричник в немалой степени рассчитывал на то, что они также начнут выходить в засеку, приглядывать за устьем Невы и побережьем Невской губы. Однако иноземцы не спешили обзаводиться конями, а без коней - какой же боярин? Ни в дозор, ни в поход, ни в ополчение его не поднять. На Руси для таких даже слово отдельное придумано: пешеходцы. Не люди значит, а те, кто пешком ходит. Хотя, конечно, на Неву, варяжскую лойму перехватить, они все-таки своими ногами успели. Сами, без понуканий... Бояре, значит, все-таки. Долг свой перед землею блюдут.

- Гость у твоих овец, отче, как я слыхал? - из-за раны на горле голос опричника получался тихий, с посвистом, но вполне вразумительный.

- Да, пришел человек с невского берега. Больной лежит, замучился в пути сильно.

- Исповедовался?

- Тайна исповеди свята есть, и о ней никому, кроме Господа, знать не след! - моментально вскинулся иеромонах.

- Я же не спрашиваю, о чем он говорил, - покосился на дверь дома опричник. - Я спрашиваю, подходил ли он к святому причастию?

- Болен он, - передернул плечами монах. - И по сей причине святых даров не приемлет.

Зализа снова усмехнулся - а отец Никодим-то, уже защищать пытается своих овец божьих, которых недавно совсем сарацинами считал! Каждый ведь знает, что святые дары болящему в первый ряд предназначены, но даже такую неурядицу монах для защиты иноземцев от подозрений пользует.

- Теперь и вовсе