Убежище, или Повесть иных времен

после ее отъезда из Аббатства, как она, к неизреченной радости мужа,

подарила жизнь нынешнему лорду Скрупу5. Желая в меру сил своих

отблагодарить за все благодеяния, полученные мною от лорда Скрупа и его покойной

матери, я разделила свое состояние и половину просила принять как подарок

молодому наследнику. Великодушная Матильда пыталась отказаться, но ее

супруг, лучше зная цену деньгам, принял дар. Матильда дружески пеняла

мне за этот поступок с шутливым неудовольствием, которое друзья умеют

делать столь приятным: она твердила, что перестанет любить меня, потому что

люди теперь могут счесть ее любовь корыстной.

В ее отсутствие я проводила долгие часы, осматривая руины, которыми

изобилует это место. Мрачное великолепие этих разрушенных произведений

искусства было ближе моей опечаленной душе, чем более нежные и

разнообразные картины природы. Несомненно, именно любовь, которую я возымела

к этим местам, побудила домоправительницу показать мне Убежище. Она

жила в семье с незапамятных времен и знала эту тайну. Как часто я бродила

в этих разрушенных переходах, не подозревая, что здесь могут находиться

пригодные для жилья покои! Я объясню вам, мои милые дети, их

расположение и устройство. Некогда это был женский монастырь, населенный

монахинями ордена Святой Уинифриды, но покинутый ими еще до упразднения

монастырей, так как обветшал и разрушился. В таком состоянии он пребывал

долгие годы. Окрестные жители обходили его стороной, и лишь

путешественники, из любопытства или волею случая попавшие в эти места, посещали и

осматривали его. Когда же Реформация, при Генрихе, лишила монастыри их

обширных владений, предок лорда Скрупа приобрел у короля эти земли. Он

разрушил аббатство, чтобы возвести на его месте более величественное

строение, и обнаружил тайный ход от него к женскому монастырю. Ход, о котором

знали лишь немногие, был завален, а руины монастыря оставлены как

дополнение к окружающему пейзажу, и потом о ходе почти не вспоминали, пока

случай не повысил его ценность. Нужно ли говорить, что вельможа, столь

щедро пожалованный королем, исповедовал протестантскую веру? Но не в

силах забыть и той веры, в которой был воспитан, он давал в своем доме приют

многим святым отцам, оставшимся без средств к существованию. Когда это

обстоятельство стало известно, вельможа обнаружил, что его мирское

благополучие требует удалить их из дому, и тут на память ему пришел тайный ход.

Когда святые отцы по его желанию осторожно разобрали камни, оказалось,

что ход имеет высокие своды, хорошо вымощен и защищен от сырости. Он

заканчивался комнатой, которая прежде была, по их предположениям,

трапезной и сохранилась неповрежденной, в нее было снесено постепенно все

необходимое для жизни, и туда удалились беглецы. Пищу им доставляли из

Аббатства. Оказавшись запертыми в таких тесных пределах, лишенные иных

занятий, они принялись за подземные работы и со временем выстроили еще два

хода из Убежища: один заканчивался в Пещере Отшельника, где жил

старейший из них, другой — среди развалин. Таким образом они защитили себя от

нашествия, вернее, подготовили возможности для побега на случай, если

будут обнаружены. Обследуя развалины, они нашли несколько помещений,

наглухо заваленных, но не разрушенных, и среди них выбрали те, в которых

потом жили мы. Они предпочли сохранить помещения раздельными, чтобы не

возбудить подозрений. Так, через несколько лет, у каждого из монахов была

своя келья, и среди развалин спрятался монастырь. С течением времени

суровость правительства несколько смягчилась, и некоторые из монахов

отважились вернуться в мир. Из тех восьми, что некогда нашли здесь приют, только

двое окончили в нем свои дни. Хорошо понимая, сколь ценным может

оказаться такое Убежище, лорд Скруп хранил его в тайне после того, как оно

было покинуто обитателями. Знали о нем лишь двое преданных слуг. И пока

домоправительница не поведала мне эту историю, я и не догадывалась о

существовании такого места.

Рассказ показался мне почти невероятным — развалины монастыря были

по меньшей мере в полумиле от дома, откуда в те дни открывался вид на них.

Возделываемых земель с каждым днем становилось все меньше, и вскоре лес,

кроме небольшой части его со стороны Пещеры Отшельника, стал безлюден

и даже непроходим. Мне не терпелось тщательно обследовать все секреты

этого романтического места.

Домоправительница с готовностью удовлетворила мое любопытство. По ее

зову явился старый слуга, знавший о подземных помещениях, и с факелом

повел меня через лабиринт. Сводчатый потолок, который благодаря каким-то

строительным ухищрениям был совершенно не тронут сыростью, эхом

отзывался на наши шаги. Мрачность этих мест отвечала моему образу мыслей и

подсказала мне план, который я сочла чрезвычайно удачным. Комнаты,

удаленные одна от другой, голые стены, отверстия в потолке для доступа воздуха

не нравились мне, но поскольку моя привязанность к лорду и леди Скруп не

позволяла мне удалиться в монастырь, я решила сделать это место

пригодным для жилья и скрываться там всякий раз, как веселье владельцев и гостей

Сент-Винсентского Аббатства станет тяготить меня. Я трижды посетила это

место, и с каждым разом желание мое возрастало. Я побеседовала со

стариком слугой, и он, за предложенное мною значительное вознаграждение,

согласился, с помощью своего сына, каменщика, превратить это место в

удобное жилище. Я не склонна была посвящать еще одного человека в тайну

Убежища, но оказалось, что Джеймс, сын старика, уже знает о ней. Они тут же

начали сносить орудия своего труда в пещеру, которая была перестроена и

сделана фасадом жилища. За три месяца оно стало таким, каково сейчас. В

то время я не могла предвидеть, как полезно оно окажется для моих друзей.

Восхищенные устройством моего жилья, домоправительница и моя служанка

Алиса под моим руководством собрали все необходимые мне вещи в темном

чулане, откуда мужчины перенесли их.

Ко времени возвращения лорда Скрупа жилище мое было проветрено,

книги и одежда снесены туда, и, передавая заботу о семье в руки доброй моей

невестки, я сообщила ей о своем намерении уединиться. Она была до

крайности удивлена тем, каким удобным мы сделали это заброшенное место, и,

опасаясь противиться принятому мною решению, чтобы это не показалось

стеснением моей свободы, смирилась с этой прихотью. Я удалилась туда в

сопровождении Алисы и Джеймса, которые поселились в пещере, чтобы оградить

Убежище от непрошеного вторжения и доставлять в него все необходимое.

Это одиночество, столь согласное с моей душевной печалью, было мне

невыразимо приятно: оно имело все преимущества жизни в монастыре без

обязательства оставаться там навсегда, а именно это условие, пожалуй, более всего

и отвращает от ухода в монастырь. Мой брат Энтони (с которым я постоянно

переписывалась), очарованный описанием этого места, созданного для тех,

чье сердце не в ладу с жизнью, заверил меня, что вместо того, чтобы заточить

себя в монастырь, к чему, как он понял, у него нет призвания, он, как только

привыкнет видеть во мне лишь сестру, приедет и сделает пещеру своим

жилищем.

Я прожила в своем уединении два месяца, когда приехал гонец из Лондона

с повелением лорду Скрупу явиться ко двору. Причина не могла остаться

тайной. Мария Шотландская7, несчастная красавица королева, взятая под стражу

своими подданными как соучастница убийства мужа, нашла способ бежать и

теперь умоляла о защите Елизавету. При зависти и ненависти, издавна

питаемыми королевой Англии к женщине, столь превосходящей ее именно в тех