Человек, который зажигает звёзды

– Да ты, я смотрю, грациозен, как никогда. Прямо Барышников. Браво! Браво! – захлопал в ладоши он, – Ты когда суши палочками ешь, наверное, часто в глаза себе тычешь, да?

Вопреки всем законом жанра, он не исчез, стоило мне обернуться. Нет. Прямо передо мной. Ухмыляясь. Стоял всё тот же парень, которого я видел сегодня ночью во сне. Хотя во сне ли?

– Всё хорошо, милый? – раздался озабоченный голос из спальни.

Я открыл рот, чтобы ответить, что всё в порядке, но слова застряли у меня в горле.

– Ну что же ты? – картинно поднял бровь собеседник, – Девушка же волнуется, успокой её.

Но не успел я вновь открыть рот, как в коридоре послышались лёгкие шаги, и дверь в ванную резко распахнулась.

– Ты с кем разговаривал? – тоненькая фигурка Карины, слегка прикрытая тёмно-синим бельём, нарисовалась в дверном проёме.

Я замер, ошарашенно переводя взгляд с неё на собеседника, продолжающего ухмыляться ещё более злорадно, чем прежде.

– Всё в порядке? – ещё раз озабоченно переспросила она, упорно игнорируя нежданного гостя.

Не в силах выдавить из себя ни слова, я лишь яростно закивал.

– Ну хорошо. Давай, дуй в душ тогда, я за тобой, – ещё раз окинув меня подозрительным взглядом, сказала она и закрыла за собой дверь.

– Один-ноль в пользу сумасшествия! – выкинув один палец, весело заявил он.

– Она не видела тебя? – ошалело переспросил я.

– Да ладно, как ты догадался? – подняв вверх правую бровь, съязвил он, мерзко растягивая слова.

– Я точно сошёл с ума, – медленно съехав на пол и упёршись спиной в умывальник, грустно сказал я. – Других вариантов, похоже, быть не может.

– Ну, ну, ну, что это ты скис, дружище, – резко сменив тон, незваный гость аккуратно опустился рядом со мной. – Да ты попробуй в наше время найти хоть одного нормального человека, так что твой вариант не самый плохой. Можешь считать, нашёл нового друга.

– Слабое утешение, особенно если учесть, что ты не настоящий, – уставившись в одну точку, ответил я.

– Серьёзно? – неожиданно резко переспросил он. С кряхтеньем поднявшись, «новый друг» поправил рубашку, стряхнув несуществующие пылинки, и, обернувшись в мою сторону, присвистнул, привлекая внимание. Нехотя я поднял голову.

– До скорой встречи, – неожиданно холодно проговорил он и коротким хлёстким ударом ноги в лицо отправил меня в полёт к краю комнаты.

– Что случилось? – входная дверь вновь резко отворилась, и я, приподнявшись, увидел смутный силуэт.

– О боже, что с тобой! У тебя всё лицо в крови! – испуганно вскликнула Карина и мигом ринулась ко мне.

– Я поскользнулся… – булькнул я, с трудом размыкая опухшие губы.

– О боже, как можно быть таким неуклюжим, надо вызвать скорую, сейчас я достану йод…

В то время, пока она хлопотала вокруг, приводя моё лицо в более-менее приемлемый вид, лишь одна мысль крутилась у меня в голове.

Разве иллюзия способна сделать такое?

* * *

Смеркалось. Свой рабочий день я описывать не хочу и не буду. Я там, похоже, стал персоной нон грата. После недавней сцены устроенной Томой (как ни странно, кто она такая, уже почти все забыли, но сцену помнили прекрасно) я до сих пор ловил на себе пристальные взгляды офисных сплетниц и сплетников, но это были детские шалости. Вы бы видели, какая феерия разразилась сегодня, стоило мне на сантиметр просунуть свою искалеченную рожу в дверной проём. Это было прямо как в вестернах: сразу воцарилась гробовая тишина. Все голоса мигом смолкли, и десятки глаз уставились на меня. Мгновение – и захлопали двери кабинетов, из-за которых сразу донёсся хорошо различимый шёпот. Разве что засохший ковыль не проскакал передо мной, подхваченный ветром.

Достало всё.

В нашем мире, если ты не такой, как все, тебя задавят, растопчут, убьют. Это похоже на реакцию лейкоцитов в кровеносной системе: завидев нечто, отличающееся от них, они моментально уничтожают «опасную инфекцию», дабы сохранить жизнеспособность организма. Правда, возможен и второй вариант, если «инородное тело» окажется слишком сильно, или их будет достаточное количество, организму грозит гибель. Неужели вам никогда не казалось, что современное общество давно отжило своё? Но в наше время шансы появления вторых Робеспьеров, Лениных, и тому подобных «смутьянов» снижены до минимума, это тоже похоже на функцию организма, иммунитет. Познав одну болезнь, защитные механизмы запоминают способы борьбы с ней. Так что каждый раз приходится выдумывать что-то новое.

Ну да ладно, о чём это я?

Ночь медленно брала своё. Темнеть начинало намного раньше, дни становились всё короче и прохладнее, а ночи всё длиннее и ласковее. Медленно наступала осень. Её появление ощущалось всё сильнее, практически каждая клеточка мира начинала дышать по-другому. Всё меньше становилось птиц, сидящих на деревьях, всё реже можно услышать назойливый писк комара, охотящегося в ночи, всё меньше зелени окружало нас, всё чаще мёртвые пожелтевшие листки, облепленные вездесущей слякотью, прилипали к подошвам тёплых непромокаемых ботинок. Я любил осень. И зиму любил. Не знаю, почему, это на уровне подсознания. Я любил дождь. И ещё, как это, наверное, ни странно звучит, на протяжении всей жизни, именно осенью со мной происходило всё то, что я проносил с собой через всю жизнь. Это было моё время.

Луч света выхватил из надвигающейся мглы ставшую до боли знакомой дверь. Глубоко вздохнув, я заглушил мотор. Вперёд.

– О, блудный сын вернулся! Салют, давненько тебя видно не было, халтурщик, – донёсся язвительный голосок, стоило мне приоткрыть дверь.

– Да так, дела-дела, ну, ты же понимаешь, – вяло парировал я. В словесной схватке мы были бойцы абсолютно разных весовых категорий. И оба это понимали.

Напротив меня, облокотившись на стойку ресепшена, кстати, как ни странно, вечно пустующую, стояла Аня. Странно. При виде её ехидной физиономии что-то странное произошло внутри меня. Резко сделав шаг вперёд, приблизившись почти вплотную, я крепко обнял её, с наслаждением вдохнув запах сигарет и крепкого кофе. Она не сопротивлялась. Не знаю, сколько мы простояли так, в тишине, обнявшись. Может быть, мгновение, а может, целую вечность.

– Эй… ты это… ты чего… – услышал я её слабый срывающийся голосок, так разительно отличавшийся от того, которым она говорила раньше. Не отвечая, я молча выпрямился, и, резко развернувшись на каблуках, отправился в своё маленькое царство грёз. Оставив её одну. И она не проронила больше ни слова. Но всё время, пока я шёл, я чувствовал её взгляд, упиравшийся мне в спину. И, что самое странное, в нём не было той буравящей тяжести, которая так раздражала меня раньше, нет, в нём было что-то ещё, что-то совсем иное, что-то, чего я сам боялся осознать.

* * *

Этого человека я не знал. Кажется, сейчас я видел предместья Франции. Да. Это был Париж, город любви. Шарон. Не самый приятный район старинного города. Маленькая полуразвалившаяся пятиэтажка, успевшая повидать и взрастить в своём чреве не одно поколение парижан. Мансарда. Обшарпанные стены, местами прогнивший паркет. Полуразвалившаяся мебель, за которую какой-нибудь старьёвщик-антиквар отдал бы целое состояние. Свет луны пробивается через открытое окно. Человек. Высокий долговязый парень, назвать его мужчиной пока не поворачивался язык, длинные спутанные волосы цвета вороного крыла, тёмные хлопковые штаны, местами залатанные, но, как ни странно, абсолютно чистые, и такая же бежевая рубашка. На ногах у него были старые протёртые кожаные туфли. Весь вид долговязого болезненно бледного и худого парня вызывал смешанные чувства.

– Мишель! – донёсся слабый голос откуда-то сзади. Что там? Почему я не вижу?

– Мишееель! – зов повторился, в этот раз прерванный тяжёлым кашлем.

– Да, маман, – ответил юноша. Голос у него был под стать образу, тихий, подобный шелесту листьев, готовый вот-вот исчезнуть. Хм, кажется, я понимаю французский. Удивительно.