Герои

– Это, что ли, она и есть? – едко ухмыльнулся человек с цепью.

Когда он повернул голову к чернокожей, стало заметно, что на месте одного уха у него лишь складка от старого шрама.

– Да.

– Что-то она не выглядит спасением от моих передряг.

Женщина немигающе уставилась на Финри.

– Быть может, раньше она выглядела поприличней.

Глаза у нее были как у ящерицы, глянцево-черные и пустые.

Человек с цепью сделал шаг, и Финри заставила себя не отпрянуть и не съежиться. Что-то в облике и повадках этого исчадия исподволь давало понять, что он может вот-вот сорваться на насилие, а каждое незначительное с виду движение может обернуться ударом кулаком или головой, если не хуже. Что его так и тянет ее удушить и он постоянно себя сдерживает, пытаясь как-то отвлечься разговором.

– Ты знаешь, кто я?

Финри приподняла подбородок, пытаясь, наверняка безуспешно, выглядеть неустрашимой. Сердце билось о ребра так, что это непременно слышалось со стороны.

– Нет, – ответила она на языке северян.

– А, так ты меня понимаешь.

– Да.

– Я Черный Доу.

– Вот как, – она даже не знала, что сказать. – Я думала, ты выше.

Доу приподнял бровь с полоской шрама и оглянулся на подручного. Тот с присущей возрасту степенностью пожал плечами.

– Ну что сказать? Ты короче, чем твоя репутация.

– Все мы в основном такие.

Доу, прищурившись, оглядывал Финри, осмысливая ее фразу.

– Ну а твой отец? Он выше меня?

Им известно, кто она. И кто ее отец. Непонятно как, но они все знают. Это или хорошо, или очень-очень плохо. Она взглянула на человека постарше, и тот, кажется, чуть виновато улыбнулся, но тут же болезненно поморщился – видно, напряг швы. Детина с металлическим глазом переступил с ноги на ногу, отчего скрипнула половица. Нет, от этой своры ничего доброго не жди.

– Мой отец примерно с тебя, – ответила Финри сипловатым полушепотом.

Доу осклабился.

– Что ж, получается, рост, черт возьми, в самый аккурат.

– Если ты думаешь добиться от него через меня какой-то выгоды, то будешь разочарован.

– В самом деле?

– Ничто не поколеблет его перед долгом.

– А лишиться тебя ему разве не жалко?

– Жалко. Но он лишь жестче будет сражаться с тобой.

– О, да я такого человека сердцем чувствую! Сильный, преданный, от правильности так и пучится. Снаружи прямо-таки железо, а внутри… – Доу постучал себя пальцем по груди и грустно скривился, – внутри он все чувствует. Все как есть чувствует, вот здесь. Берет на душу. И плачет втихую, когда рядом никого нет.

Финри посмотрела на него как могла твердо.

– Я вижу, вы с ним близки.

Доу выставил оскал, как убийца выставляет нож.

– Сдается мне, мы с ним вообще как долбаные близнецы-братья.

Его подручный фыркнул; женщина обнажила в улыбке полный рот до невозможности белых, безупречных зубов. Детина с металлическим глазом не произнес ни звука.

– Ну вот и хорошо, что ты не надеешься на поблажки от своего папаши. Тем более что в мои намерения не входит тебя выторговывать, просить выкуп или даже отсылать ему твою голову через реку в коробочке. Хотя посмотрим, как пойдет разговор – ты еще можешь изменить мое мнение на этот счет.

Возникла долгая пауза, Доу смотрел на Финри, а она на него. Как обвиняемая, ждущая от судьи оглашения приговора.

– А я тебя, пожалуй, отпущу, – сказал он. – Пусть знает, что мне уже обрыдло лить кровь за эту никому не нужную хренову долину. Передашь ему, что я желаю потолковать.

Он громко втянул воздух и пожевал его губами как что-то скверное на вкус.

– Поговорить насчет… мира.

Финри моргнула.

– Поговорить?

– Точно.

– Насчет мира?

– Ага.

Голова пошла кругом. Словно хмель загулял по телу от внезапной надежды жить, увидеть мужа и отца. Однако это надо отодвинуть в сторону, смотреть глубже. Финри с глубоким вздохом расправила плечи.

– Мне кажется, замысел не самый удачный.

Отрадно было видеть на лице Черного Доу неподдельное удивление.

– Да? А что так?

– Да вот так.

Трудно выглядеть солидно, когда ты в синяках и ссадинах, рванине, грязи, да еще в окружении непримиримых врагов. Но Финри пыталась. Покладистостью здесь не возьмешь. Черный Доу желает иметь дело с кем-то сильным, вроде него самого. Это придает ему силы в собственных глазах. Так что чем уверенней она будет держаться, тем в большей она безопасности. А потому Финри приподняла подбородок и посмотрела прямиком ему в глаза.

– Тебе нужно сделать жест доброй воли. Дать моему отцу убедиться, что твои намерения серьезны. Что ты хочешь вести переговоры. Доказать свое здравомыслие.

Черный Доу фыркнул.

– Слышь, Зобатый? Добрый жест. От меня.

Его подручный пожал плечами.

– Ну а что. Покажи свое здравомыслие.

– Какое еще доказательство может быть, кроме того, чтобы отослать обратно его дочь без дырки в голове? – проскрежетал Доу, оглядывая Финри сверху донизу. – Или даже наоборот, без головы в ее дырке.

Финри пропустила это мимо ушей.

– После вчерашнего боя у тебя должны оставаться пленные.

Если их всех не перебили. Что вполне возможно, если судить по глазам этого изувера.

– Конечно, пленные у нас есть. – Доу, подходя ближе, склонил голову. – Или ты меня совсем уж за зверя держишь?

Честно признаться, да.

– Я хочу, чтобы их освободили.

– Да неужто. И прямо-таки всех?

– Именно.

– Небось еще и за здорово живешь?

– Жест доб…

Он дернулся вперед, чуть ли не нос к носу; на крепкой шее вздулись воловьи жилы.

– Да кто ты такая, чтобы что-то тут себе выторговывать, ты, сучка драная…

– Я ничего себе не выторговываю, понял?! – пролаяла Финри в ответ, показывая зубы. – Это ты, драть тебя, думаешь что-то выторговать у моего отца, и он может потребовать у тебя все, что угодно! Иначе б ты и напрашиваться на переговоры не стал!

Щека у Доу задергалась, и на миг Финри пронзила уверенность, что сейчас ее изметелят в хлам. Или же подадут знак палачу с металлическим глазом, и он рассечет ее от головы до задницы. Доу замахнулся, и она поняла: вот она, смерть, на волоске… Но он лишь оскалился и нежно погрозил ей пальцем.

– Однако ты шустрая.

И, повернувшись к чернокожей, добавил:

– А ты не говорила, что она такая хваткая.

– Я потрясена до самого основания, – сказала та с видом потрясенным, как та стена, что у нее за спиной.

– Ну ладно, – согласился Доу. – Так и быть, отпущу кого-нибудь из раненых. Не хватало еще, чтоб они будили меня своими стонами. Выпущу дюжин эдак пять.

– А у тебя их больше?

– Намного, только добрая воля у меня достаточно хрупка. Больше пяти дюжин может и не вынести.

Час назад Финри не знала, как спастись самой. А теперь выйти из всего этого живой да еще вызволить шесть десятков человек – с ума можно сойти. Хотя надо бы попробовать еще кое-что.

– Там со мной взяли еще одну женщину…

– Нет, на это я пойти не могу.

– Ты еще не знаешь, о чем я хочу попросить.

– Знаю, и ничего не могу поделать. Стук Врасплох, тот тварина-дикарина, что вас пленил? Так ведь он невменяемый, как дикобраз во время случки. И мне он не подчиняется. Да и вообще никому. Ты не представляешь, чего мне стоило заполучить тебя. Ни на кого другого меня уже не хватит.

– Тогда я тебе помогать не возьмусь.

Доу поцокал языком.

– Я тебе вот что скажу. Ум и хваткость, оно, конечно, хорошо, но не достанет же тебе ума пристроить собственную голову под топор. Если ты не поможешь, то мне от тебя проку нет. Или вот возьму и отдам тебя обратно Стуку Отдери Ту Суку, а? Как я вижу, у тебя два выбора. Или вернуться к отцу и насладиться миром, или к той подружке и ублажать… Ну, в общем, понимаешь, что ее ждет. Так что тебе больше по душе?

Финри вспомнилось прерывистое от страха дыхание Ализ там, в темноте. Ее хныканье, когда разлучили их ладони. Вспомнилось, как великан в чересполосице шрамов, словно яйцо всмятку, шмякнул одного из своих головой о стену. Вот бы набраться храбрости и попробовать блефовать. Да уж куда там.