Лицедеи Гора (ЛП)

Надо добавить, что это не накладывает на воина каких-либо юридических обязательств. Скорее он должен так поступать во исполнение норм поведения и морали, предписанных кодексом воина, основанным на многовековых традициях. Если женщина, находясь вне ясных рамок, таких как право пленения, право дома, или право лагеря, вынуждена объявить себя рабыней, то она, безусловно, становится субъектом, на который он заявил свои права. Воин может сделать это в явно видимой форме, например, поставив клеймо или временную метку, связать или надеть ошейник, или произнеся предписанную фразу, такую как: «Ты принадлежишь мне», или «Ты — моя», или «Ты — моя рабыня», так и в неявной форме, например, разрешая рабыне питаться со своей руки или следовать за собой.

— Танцуй, дура! — крикнула одна из рабынь той, что прежде была Леди Ровэной из Лидиуса.

— Вы только посмотрите на эту свободную женщину! — засмеялась другая её товарка.

— Да за такой танец, она и правда заслуживает знакомство со слином, — поддержала третья.

— Пожалуйста, мужчины! — крикнула ещё одна. — Кажется, она думает, что это Вы для неё, а не она для Вас!

— Смотри как надо! — выкрикнула брюнетка, выскакивая из-за столов, и срывая с себя рабский шёлк и отбрасывая его в сторону.

— А ну не вмешивайся, — рявкнул на неё мужчина, и испуганная брюнетка, подхватив шёлковый лоскут, поспешила исчезнуть за столами, в тени, забившись среди стоявших там на коленях других рабынь.

А та кто ещё недавно была Леди Ровэной, зарыдав, упала на колени, беспомощно закрыв лицо руками. Музыка оборвалась на полуноте.

— Какие же Вы жестокие, Вы все! — выкрикнула блондинка Линда, рабыня Самоса, а в прошлом землянка, вскакивая на ноги.

Удивлённые глаза всех мужчин, да и не только их, вперились в неё.

— Вы заковываете нас в ошейники! Вы отбираете нашу одежду! Вы заставляете нас служить Вам! Вы делаете с нами всё, что Вам заблагорассудится!

Как прекрасно она смотрелась, в её короткой тунике, босиком, с наполненным страстью телом, со сжатыми маленькими кулачками и в ошейнике!

— И Вам это нравится! — рассмеялся один из мужчин, разрядив обстановку.

— Да! — закричала Линда. — Мне это нравится! И Вы даже не сможете представить себе, насколько я люблю это! Я происхожу из мира, где нет, или почти не осталось настоящих мужчин, мира, где мужество почти упразднено и вычеркнуто из жизни общества. Я происхожу из мира голодных до любви женщин. Я не знала того, что такое настоящие мужчины, пока не попала на Гор, и не оказалась в ошейнике! Здесь меня дрессируют и наказывают, здесь я принадлежу и служу! И здесь я счастлива! И мне даже жаль своих свободных гореанских сестёр, которые до сих пор являясь выше меня, не могут познать той ошеломительной радости от исполнения своего предназначения, что досталось мне, и в тысячу раз больше мне жаль своих несчастных свободных земных сестёр, находящихся столь далеко отсюда, и втайне жаждущих познать своих владельцев и их ошейники!

В зале повисла гробовая тишина. Линда подошла к коленопреклонённой на полу женщине, и присев рядом, обняла её за плечи. Не отпуская её, отважная девушка обвела нас взглядом и проговорила:

— Она же всего лишь бедная рабыня, совершенно не знакомая со своей новой реальностью. Она изо всех сил пытается понравиться Вам, просто она пока ещё не знает, как это надо делать. Пожалуйста, будьте же добры к ней. Дайте ей время. Позвольте ей научиться. Разве она не красива? Разве Вы не видите, что она может и хочет научиться доставлять Вам удовольствие? Так окажите же ей милосердие!

И снова в зале воцарилось напряженное молчание.

Линда, в каком-то оцепенение встала и отошла от рабыни. Она встала на колени позади нашего стола, смиренно опустив голову. Кажется, она сама была ошеломлена своей дерзостью.

— С твоего разрешения, — сказал я Самосу и, встав из-за стола, подошёл к женщине, склонив голову сидевшей на полу. Присев рядом, я заглянул в её красные от слёз глаза.

— Ой! — вскрикнула она, когда бросил её спиной на пол.

Я обращался с ней так, как и положено обращаться с рабыней. Женщина испуганно смотрела на меня. Несомненно, никто и никогда прежде не обходился с ней подобным образом.

— Её лицо красиво, — отметил я, — тело соблазнительно, ноги и руки развиты пропорционально. Кажется, она должна принести хорошую цену.

Она задохнулась, оцененная как женщина.

— Но в женщине важнее то, что у неё внутри, — заметил мой друг.

— И это верно, — признал я.

Некоторые наиболее сочные и возбуждающие рабыни, которых я знал, обладали, по крайней мере, на мой взгляд, и по сравнению с другими их сестрами по неволе, весьма заурядной внешностью. Именно такие женщины оказываются наиболее изумительным приобретением на невольничьих рынках. Да, они стоят гораздо меньше, чем любая из их более дорогих и красивых конкуренток, но всё же, в конечном итоге, оказываются гораздо ценнее. Частенько мужчины, возвратившись домой с невольничьего рынка, полагая, что они купили девку по своим средствам, внезапно, к своему восхищению обнаруживали, что вместо серой мышки они нашли свою мечту. Безусловно, не всё так просто. Например, рабство удивительным образом, искусно увеличивает красоту женщины. Красота многих женщин, после пары лет проведённых в неволи, расцветает настолько, что их цена может удвоиться или даже утроиться от начального уровня.

— Мужчины страстно хотят женщин, — пояснил я ей.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— А Ты как раз и принадлежишь к этому полу, — улыбнулся я, — такому изящному и невыносимо желанному.

— Да, Господин.

— И Ты, на мой весьма искушённый взгляд, — добавил я, — объективно, одна из самых красивых представительниц этого пола.

— Спасибо, Господин, — шепнула женщина.

— Поэтому, нет ничего удивительного в том, что мужчины могут найти Тебя желанной.

— Да, Господин.

— Неужели Тебе это не нравится? — поинтересовался я.

— Это пугает меня, — вздрогнув, призналась она.

— Но ведь у Тебя возникают нормальные чувства к мужчинам, не так ли? — спросил я.

— Мне кажется, да, Господин, — кивнула она.

— Теперь, когда Ты стала рабыней, Тебе не только допустимо уступить этим чувствам, но Ты должна это сделать так, — объяснил я ей.

— Господин! — задохнувшись, прошептала женщина.

— Да, — сказал я, — и Ты теперь рабыня.

— Да, Господин, — вздрогнула она.

— Это всё существенно меняет, не так ли? — спросил я.

— Да, Господин, — согласилась она.

— Да у неё же совсем нет рабских рефлексов, — презрительно бросил один из сидевших поблизости мужчин.

Взяв её за волосы, я вытянул её до сидящего положения, а затем, опять же за волосы, запрокинул ей голову.

— Ой! — вздрогнув, пискнула женщина.

— Держи ладони рук прижатыми к полу, — приказал я.

Когда её ладони оказались на полу, она оказалась в сидячем положении передо мной со слегка согнутыми и разведёнными коленями.

— Ой! О-о-ох! — внезапно вскрикнула она.

— Ладони на пол, — напомнил я.

— Да, Господин, — вздохнула она. — Простите, Господин!

— Есть у неё рефлексы рабыни, — сообщил я.

— Да, — признал один из мужчин.

— Точно, — поддержал его другой.

— Кажется, у мужчин появился несколько больший интерес к Тебе, не находишь? — поинтересовался я.

— Да, Господин! — заметила она осмотревшись.

— А теперь мы попробуем соединить две вещи, — сказал я. — Первое, Ты — изящная желанная женщина. Ты — тот вид женщины, что может завести любого мужчину до безумной страсти. Ты — такая женщина, ради обладания, которой мужчины готовы перегрызть горло своему сопернику. Кроме того, Твоя красота и желанность увеличены тысячекратно, потому что Ты — чья-то собственность, Ты — рабыня.

— Да, Господин, — прошептала она. — О-о-ох, Господин!

— Ты заметила, как возрос интерес к Тебе у этих мужчин, не так ли? — спросил я.

— Да, Господин! — всхлипнула она.

— Ладони на пол, — повторил я.