Каменные сердца (СИ)

Мэйби обожала слушать старика. Сама она родилась в Идэне, как и большинство окружающих, Срам же принадлежал к числу тех, кого роботы отловили где-то . До недавнего времени оставался еще Борис, но он пропал с неделю назад после , на который отправился вместе со Срамом. Конечно, роботы не могли съесть Бориса — незадолго до исчезновения он весь высох и пожелтел. А раньше был довольно-таки жирным.

— … Заставили меня трахать ту черномазую лармериканскую свиномордию! Да, жопу она отрастила изрядную, но на рожу век бы не глядеть. Вот моя Сарочка — другое дело… — Срам замолчал, но эту историю Мэйби и без того знала. Вроде бы роботы уволокли старика прямо из дому, почему-то проигнорировав его женщину.

…

Девушка вздрогнула. Через три дня ей исполнится шестнадцать, а значит, для нее подберут . Вообще-то Мэйби немного нравился мальчик, живущий в пузыре через две линии, но составлением пар занимался искусственный разум, редко учитывавший людские симпатии.

В шесть лет роботы позволяли человеку выбрать себе имя (до того ему полагались номер и ласковые прозвища). В восемь лет обитатель Идэна начинал свое обучение какому-нибудь полезному навыку. У Мэйби, например, многочисленные тесты выявили талант швеи. В шестнадцать наступала пора зачинать потомство.

Хитрые роботы предусмотрели все: в еду новообразованной семейной пары добавлялись какие-то вещества, вызывающие неистовое желание совокупляться. Если верить Сраму, в далекие годы своей молодости разводившему , животных побуждали к соитию точно таким же способом. Результаты налицо: Мэйби не раз доводилось наблюдать, как «семейные», совершенно друг другу безразличные в течение дня, после ужина мчались из столовой в свои пузыри, по выражению старика, как . Наверное, имелись способы обмануть надзирателей, но Мэйби знала, что у роботов есть средства для укрощения строптивых, причем далеко не всегда приятные.

Она поднялась со скамейки, оставив Срама наедине с воспоминаниями, и побрела вдоль матовой стены купола. Мысль о побеге возникла у нее спонтанно, но исход предприятия не подлежал сомнению — Мэйби привыкла получать все, чего хотела, легко и непринужденно.

Мэйби относилась к редкой породе существ (вряд ли она могла именоваться человеком — выдавали длинные слегка загнутые кверху ушки), которые не обременяют себя построением сложных планов. Чем больше в замысле простора для импровизации, тем устойчивее он к жестоким реалиям окружающего мира. Планы Мэйби рождались по мере необходимости и состояли из импровизации Впрочем, такой образ мысли сформировался не на пустом месте: бесстыдная удачливость девушки буквально бросала вызов рациональности и логике. Поэтому не было ничего удивительного в цепи совпадений, последовавших за мыслью о побеге. Мэйби наткнулась на заросший сорняками и плющом аварийный шлюз, безоговорочно пропустивший ее наружу. Итак, на сам план и его реализацию ушло около двадцати минут.

Вокруг Купола царила темнота. В воздухе разлился незнакомый для Мэйби запах океанского побережья. Огромные массы черной воды разбивались о неприступные скалы, небо прорезали ветвистые молнии, ветер завывал на сотни голосов. Наверное, то, что девушку не сбросило волной или вихрем в мировой океан, тоже следует приписать ее ошеломительной везучести. Купол Идэна мягко, по-домашнему, светился изнутри, как бы намекая на пока еще существующую возможность образумиться. Другой, несомненно, юркнул бы назад с поджатым хвостом.

Но не такова была Мэйби Туморроу.

Она подставляла лицо струям дождя, которые не секли, а ласкали. Ураганный ветер нежно ерошил ее коротко остриженные волосы. Молния ударила в древнее скрюченное дерево, озарив ей путь. Ноги точно сами находили дорогу среди ржавых обломков и останков строений, уверенно неся свою хозяйку по растрескавшимся бетонным ступеням к руинам причала.

В дрожащем мерцании грозовых вспышек старинные корабли (Мэйби видела такие на школьных занятиях) выглядели торжественно и загадочно. Но они были великоваты для маленькой беглянки.

Девушка задумалась, рассеянно осматриваясь. Конечно, судьба и здесь преподнесла ей искомое на блюдечке — робокатер, пришвартованный за полузатопленным крейсером, полностью удовлетворял представлениям Мэйби о безопасном средстве передвижения.

Внутри судно оказалось уютным, а помимо того — набитым всякими интересностями. Три скелета, составлявшие экипаж, незамедлительно упокоились в волнах — девушка побрезговала делить с ними свой корабль.

Расчистив для себя жизненное пространство, Мэйби с аппетитом поужинала сгущенкой, тушенкой, молочным шоколадом и консервированными фруктами, обнаруженными в холодильнике. Еда эта настолько выгодно отличалась от пищи, которой кормили своих подопечных роботы, что Мэйби съела, пожалуй, даже чуть больше, чем следовало. На континенте подобный набор продуктов сделал бы ее баснословно богатой, но Мэйби, как уже говорилось, не приветствовала далеко идущие планы, хоть и внимала в течение почти шестнадцати лет поучениям Срама. Старик, поди, вырвал бы последние вихры, узнав, как распорядилась сокровищами маленькая дуреха.

На приборной доске мигали разноцветные огоньки. Девушка наугад потыкала в кнопки пальцем, побудив тем самым катер отправиться в путь. Мерный негромкий шум мотора убаюкивал, в желудке образовалась приятная тяжесть, поэтому Мэйби вскоре задремала на потертом кожаном диванчике в кают-компании и проспала четырнадцать часов кряду.

Между тем перед бесхитростным дряхлым умишком робокатера встала нетривиальная задача — отыскать дорогу к большой земле. Подавляющая часть спутников, существенно упрощавших поиск, давно вышла из строя, а погодные условия оставляли желать лучшего. Впрочем, посапывающая на диване Мэйби явилась гарантом успеха. Утлое суденышко доставило беглянку к наименее пострадавшему от атомной бомбардировки берегу.

Когда катер ткнулся носом в белый песок, Мэйби проснулась, потянулась и выглянула в иллюминатор. Ласковый ветер трепал выцветший полосатый брезент на покосившихся спасательных вышках и поваленных зонтиках, на обломках сгнивших шезлонгов верещали Несколько ржавых довершали живописную картину. Мэйби зевнула, покидала в цветастую заплечную сумку уцелевшее содержимое холодильника, на прощание дружески похлопала по приборной панели и за пару скачков преодолела трап на палубу.

Ярко светило солнце, будущее рисовалось радужным, а в случае Мэйби воображаемое редко расходилось с реальностью. Девушка пружинисто спрыгнула на пляжный песок и бесстрашно двинулась навстречу загадочному свободному миру.

Шаман (Владилен Михайлович Птицын)

Война застала Владилена Михайловича Птицына на рабочем месте — в лесу. Безбрежные зеленые угодья Гроссии требовали неустанного присмотра — узкоглазые желтолицые гатайцы в поисках дармовой древесины перебирались через плохо охраняемую, существующую, по сути, только на картах, границу сотнями. Особо обнаглевшие пригоняли передвижные лесопильни и приносили дрянное автоматическое оружие. По замыслу Гроссийского департамента лесного хозяйства, на пути азиатских орд должны были бесстрашно вставать Владилен Михайлович и его коллеги, коих распределили по одному на каждые двадцать квадратных километров территории.

Лесничему не стукнуло еще и тридцати, но повидать он успел всякого. Чащи восточной Симбири полнились противоречащими здравому смыслу явлениями: местный фольклор пестрел упоминаниями о духах, оборотнях и прочей малоприятной нечисти. Однако сказочные существа, хоть и вели свою таинственную жизнь прямо под боком у Владилена, регулярно снабжая его материалом для детских (и не только) страшилок, беспокоили куда реже, чем понятные и простые, как еловая шишка, гатайцы.

Владилен любил одиночество — именно это и определило в свое время выбор профессии, — но иногда его становилось много. Поскольку проводного контакт-нета в лесу не предвиделось, а мобильная связь работала скверно (не иначе как из-за происков волшебного народца), с избытком одиночества он боролся крайне неоригинально, по-гроссийски: пил водку, гнал самогон (и тоже его пил), почитывал книги, газеты, играл по рации в шахматы с соседом-лесником. Еще он иногда вязал крючком, чего стыдился, а потому приписывал плоды своего труда выдуманным сердобольным родственницам.