Новое житие - покой нам только снится (СИ)

   После того, как он выбрался (прежде помог вылезти Вильгельму, который, оказывается, оказался там прежде), случилось то чего  и следовало ожидать. Увидев русскую гимнастёрку (уже начало светать), покрытые землёй и копотью чины вермахта среди горящих машин и разрушенных хат стали изрыгать проклятия. Кто-то, перевязанный марлей с бурым пятном, с зелёным кантом на оливково-зелёном комбинезоне, что выдавало «танкового егеря», потащил из кобуры «Вальтер». Но Вильгельм его отстоял. После чего за Васькой приехали люди посерьезней. Один был облачён в чёрную униформу СС-панцерваффе, с серебристыми гладкими погонами лейтенанта вермахта. Второй был в мундире и фуражке, где также присутствовали эмблемы СС. Но на манжете его правого рукава значилось «тайная государственная полиция».

   Там, куда его привезли, Ваську снова стали допрашивать. Но в уже присущей гестапо форме. Унтерштурмфюрер с юношеской внешностью ходил за спиной, разминая кулаки. Ваське это не нравилось, но он предпочитал молчать. А тот, кто допрашивал (представился полковником СС) цедил немногословные вопросы, вроде:  «Кто вас учить перейти линий фронт?», «Как вы есть не взорвать себя на мин?», «Ваш имья, фамилий и званья  огэпэу?» «Почему ви предупреждайт нас об обстрел так поздно?» И самое главное: «Молчать! Ти снова нам врать? Ти должен говорить правда! Только это избавит тебя от мучительный казнь! Итак?..»

   Васька снова и снова, с самым идиотским видом (игра «в дурака») требовал «самого главного германского начальника», пока чувствительно не получил по шее. Ему хотелось ответить, но он сдержался. Затем стал торопливо излагать свою легенду. Его отметелели уже обстоятельно. Так, что пришлось принять на полу «позу улитки» (сблизить голову с коленями, а руками достать ступни). Пришлось три раза повторять одно и то же, пока дощатая дверь, наконец, не распахнулась, и …

* * *

   Самоходка  двигалась медленно. Жерло 85-мм пушки (Д-5С) торчало из наклонной забронированной рубки, будто замеряя  дистанцию огня. Небесная голубизна, покрытая лёгкими, перистыми облачками, ухала и гукала на линии горизонта. Там, за деревянными и соломенными крышами деревушки, утонувшей в зелени цветущих садов, то тут, то там красовались чёрно-жёлтыми «солнышками» подсолнухи.  В командирской головной СУ-85, не снимая наушников шлемофона с затёкших ушей, слушал позывные штаба дивизиона «противотанкистов» из состава 2-й гвардейской армии Катукова капитан Виктор Померанцев. Длинное стальное тело боевой машины в такт движения подбрасывало на пыльных ухабах. Да так, что дробно клацали челюсти. Сквозь бронешторы  и смотровые щели удушливыми клубами ползла коричневато-жёлтая пыль, с которой не справлялась вентиляция. Она густо оседала на прокаленных лицах экипажа, лезла за подворотнички гимнастёрок, что утратили свой белоснежный цвет и скоро стали траурно-чёрными, чесали тело под бязевым бельём. Не говоря уже про носы и уши, которым доставалось больше всего – апчих-х-х!  Нервозно постанывал старшина-наводчик Борзилов: «…Это надо ж, словно на стройке! Когда бетон перевозят в рваных мешках, а потом ссыпают, как попало. Вредители народного хозяйства, мать их… извиняюсь, товарищ комбат! До войны, понимаете, работал на стройке метрополитена. Сдавали, помню, станцию… не то метро «Октябрьское», не то… Ну, мне там как раз башку мешком цемента и толкнули. Да не, не пустым! Полным, конечно. Так вот, вредителей там было, я вам скажу! Не то чтобы полным-полно, но так. Хватало…» «Ты это, давай не про вредителей – про стройку лучше, - заскрипел песком на зубах Виктор.  – Как, экипаж, одобряешь?» Все понятное дело, клацая зубами и чихая, одобряли. «…Ну, так вот, хлопцы, есть на стройках народного хозяйства такой агрегат важнецкий. Мешалка называется. Крутится такой чан с раствором. А бетон в нём плещется-плещется. Доходит до нужной консистенции так сказать. А затем мешалка опрокидывается в «ванную». Не в ту, где, понимаешь, купаться профессорам и академикам всяким заказано. Специальная есть ванная – для раствора цемента. Или сразу на желоб цемент выливается и ползёт в «палубы». Да не, не в те, где рабочий люд да пролетарская интеллигенция отдыхает на Москве-реке! Есть такие, специальные…»

  - Прикрой-ка фонтан! – Виктор сжал зубы, почувствовав как над головой, забираясь в мозги, клубится чуждое  н е ч т о.- Сейчас о другом надобно думать, - он нашёл на карте отмеченный комдивом маршрут, что красным пунктиров вёл через зелёные курчавости к группе квадратиков, где смыкались змейки грунтовых и шоссейных дорог. Та самая деревня Михайловка, к которой они подходили. Раскатисто сказал в шлемофон: - Батальон, слушай мою команду! Командирам батарей в скором  темпе – занять позиции по периметру! Прикрываясь домам, огородами… чем угодно, маскировать позиции для машин. Обозначить сектора обстрелов. Через час, максимум полтора здесь будет враг. Всем ясно? Исполнять…

  - На связи… Будет исполнено.

  - На связи! Не понял тебя, девятый. Повторить!

   - Есть, тридцать девятый! Занять позиции, замаскироваться и обозначить сектора обстрелов!

-  Принято! …Вот так. Остальные слышали как надо?

- Есть, тридцать девятый. Говорит шестой. Приступаю…

- Есть, товарищ тридцать девятый. Четвёртый докладывает. Начинаем…

  Самоходки  9-й, 6-й и 4-й батарей, выбрасывая снопы искр из выхлопных труб и лязгая широкими гусеницами, устремились веером, охватывая станицу со всех сторон. Навстречу бежал голопузый хлопец в подсученных штанишках. Держа на вытянутой ручонке хворостинку, он гнал перед собой трёх тощих, не нагулявших вес гусей. (Один вид этой животины бросал в оторопь, так как деревня с 41-го жила под оккупацией.) Завидев пыльно-зелёные прямоугольники с длинными хоботами пушек, он на мгновение встал, разинув рот. Хворостинка выпала из окоченевшей от напряжения ручонки. Стоять бы хлопчику до скончания века да выручили гуси. Хлопая сизо-белыми крыльями, шипя в клювы и раздувая шеи, умные птицы устремились обратно. К родимой хате и сараю, где так ароматно пахнет кизяком, водятся жучки и червячки, которых можно выклюнуть мощным, плоским клювом. Подальше… прочь от этих железных, плоских и рычащих чудовищ, в которых нет ничего живого. Хотя их выдумали люди.

   Померанцев не понял, как и зачем он откинул люк командирской башенки, рядом с зелёной «камышиной» радиоантенны:

-   Эй, малыш! Ну-ка брысь отсюда на третьей скорости! Что б я тебя ближе, чем на километр не видал! Понятно?!?

   С закопчённым лицом, обведённым белым контуром по кромке шлема, с выбивающимся из-под него русым чубом на обритой под «нуль» голове, сверкая красными белками глаз, он был наверняка страшен. Хотя в жизни был не таким. Нравился девушкам, детям и домашним животным. Гуси от его крика «сквозанули» ещё быстрей.  Хлопец, крестясь во всю грудь правой ручонкой, замелькал угольно-серыми пятками.

   Вот, испугал мальца, с горечью промелькнуло в голове капитана. Будто фашист, какой. Айн-цвай, бите-дритте… Сам он  в свои неполные двадцать четыре, с пробивающимся пушком на губах, чувствовал себя подростком. Ещё бы нет! Всего раз целовался с девушкой у фонтана на ВДНХ, единожды испытал радость плотской любви в Воронеже, куда, после освобождения города, что так и не был полностью захвачен врагом, был направлен весной 43-го на курсы переподготовки. Результат – с  танка-красавца КВ-2 пересел в тесную коробку СУ-76 с открытой противопульной рубкой. Вскоре, уже весной, поступили СУ-85.