Новое житие - покой нам только снится (СИ)

   Он хотел было вспомнить о другом. Что с февраля того же года он был срочно под предлогом «откомандировки» в тыл, направлен на специальные курсы 4-го управления НКВД под Воронежем. Там он освоил нехитрые специальности, что в целом классифицировались как разведовательно-диверсионная подготовка. Помог тот случай в ноябре 1942-го, когда он передал информацию от «четыреста первого» на Мамаевом кургане. Далее, в ходе боёв за сталинградский элеватор, Ваське удалось взять в плен штаб германского пехотного полка. Правда, из всех пленных лишь герр полковник и герр адъютант выглядели пристойно, облачённые в утеплённые куртки-парки с капюшонами да войлочные зимние боты. Остальные «зольдатен», обмотанные рваными грязными шалями, с почерневшими от голода и грязи лицами, больше напоминали вылезших из трубы чертей, чем  воинов непобедимого вермахта. Один из них, в никелевых круглых очках, едва вскинул карабин в направлении Васьки и его напарника, рядового Кадилова. Губы его тряслись, руки тоже. Клацнул сухо ружейный затвор, но выстрела не последовало. Смазка то ли замёрзла, то ли отсутствовала вовсе. Все остальные солдаты из охраны штаба  (из них едва насчитывался взвод) спешно бросили свои винтовки и даже станковый MG34. Им явно не хотелось сражаться ни за великого фюрера, ни за великую Германию, что оставили их здесь замерзать и голодать посреди уродливых развалин, штабелей окоченевших трупов и таких же оборванных, больных и ещё живых.

   За этот «трофей» Васька и был награждён орденом Славы. Это в конечном итоге повлияло на его распределение в 4-е зафронтовое управление, где он учился по март. Обучали  его приёмами самообороны, радиодело, минирование и разминирование, изготовление с горючих  и взрывчатых веществ, включая взрывные устройства, владение стрелковым и холодным оружие, топография, ориентирование на местности, курс выживания, структура и организация вермахта, стран-саттелитов, а также карательных органов Германии, включая Гестапо, СД, а также Абвер (приходилось до одури конспектировать и запоминать знаки различия, уставные нашивки, число звездочек на витых погонах). Затем отправили на первое задание. Направили ни куда-нибудь, но в Краснодон.   Надо было помочь СМЕРШу Юго-Западного фронта а также территориалам из НКВД, что начали осваиваться в освобождённом шахтёрском городке, в расследовании фактов гибели молодёжной подпольной организации «Молодая гвардия». В исходных данных значилось, что некая Любовь Шевцова работала с данной организацией через некоего Павлика, что её затем выдал «наружному отделению» полевой жандармерии. Хотя сам, что странно, плотно сотрудничал в качестве агента на доверии с Абвергруппой города Ворошиловград. В этом хитросплетении и было необходимо разобраться ему, по легенде, засланному в наш оперативный тыл, германскому резиденту из того же Абвера. Он ходил по известным, но ещё не разоблачённым НКВД, явкам. Называя пароль, делал вид, что заслан проверяющим. Задавал очень осторожно вопросы о тех или иных, указанных ему людям, среди которых было немало родственников молодогвардейцев и самих погибших ребят.  Постепенно расширялся круг «информированных лиц», что могли быть причастны к провалу организации. Выяснилось, например, что с сыном второго бургомистра Краснодона Евгением Стаценко контактировали некто Потчепцов, а также Земнухов, что были в штабе «Молодой гвардии». Обоих немедленно в феврале месяце взяли. А  Стаценко-младший остался на воле. Отчего они с ним якшались, если он был сыном фашистского прислужника? Если использовали в целях подполья, почему не остерегались, что проболтается?..

  Ситуация усугублялась другими странностями. Во-первых, и Люба Шевцова (судя по фотографии, красивая была девушка), и её связной Павлик, окончили одну школу 4-го управления. Мало того, они учились на одном курсе. В «одном потоке». Резидент группы «Буря» в Ворошиловграде, куда была заброшена девушка, то ли бежал, то ли был арестован гитлеровцами. Но от него к Любке пришла весточка, а следом возник Павлик, которому она вплоть до ареста безоговорочно верила. Благодаря ему она изготовила из германского керосина и бензина бутылки с зажигательной смесью, чему учили всех разведчиков-диверсантов. Была подожжена и сгорела дотла биржа труда в Краснодоне. Странность вторая: полевая жандармерия и приданная ей вспомогательная полиция так и не начали в городе повальные обыски и облавы. Никто не был арестован или взят в заложники. Не охотились даже за комсомольцами, уклонившимися от регистрации на ещё не сгоревшей бирже, в числе коих были почти все члены «Молодой гвардии». Странность побольше первых двух: не были арестованы такие лица как Ваня Туркенич, лейтенант Красной армии, оставшийся в городе, а также главный инженер так называемого Дирекциона №10 Батраков. Он также являлся офицером Красной армии, в звании майора, и также остался по ранению. У него как-то сразу образовались отношения с бароном Швейде и его помощником Фельднером, что возглавляли горнорудный батальон, призванный восстановить добычу угля. По Батракову была "исходная": его родители и он сам до революции работали в филиале германской компании «Сименс-Шуккерт». Ясное дело, что шпинской крышей была эта компания. И другие, подобные,  как объясняли им на курсах. Не просто крышей – но крышей военной разведки и контрразведки Абвер. То есть, Батраков, хоть и погибший от рук палачей, но косвенно имел отношение к ведомству Канариса. А то, что ни он, ни его семья ни разу не арестовывались органами ОГПУ-НКВД, говорило о многом.

   Задание, по словам руководства, ему удалось. Хотя отозван он был на самом интересном, когда стали нащупываться ниточки явного интереса службы  Абвер в деятельности городского подполья. Получалось, что оберст Тан, что возглавлял представительство этого учреждения в Ворошиловграде, явно оберегал Шевцову, пусть и без её ведома. Он вёл с ней игру «в тёмную», пока не случилось труднообъяснимое. Павлик в первых числах ноября (так свидетельствовала мать Любки) пришёл к ней на дом с полицаем, из краснодонских, где заявил: «Вот и для тебя, Люба, нашлось задание!» Речь шла о поджоге окружной жандармерии, что располагалась в Ворошиловграде. Девушка, словно чувствуя недоброе, шепнула матери, чтобы та сожгла все её письма и дневники. Угла и больше не вернулась. Но вскоре за матерью пришли пьяные полицаи и сгребли её в «ревир». Там в ходе допросов с битьем и без, очных ставок она встретилась, наконец, с дочерью, что была обезображена побоями. Платье липло к подсохшим струпьям и причиняло Любке невыносимую боль. Следователь полиции Кулешов (после освобождения города был арестован и казнён) бил у неё на глазах  дочь плетью и кулаками. Даже заглянувший на допрос капитан жандармерии Эмиль-Эрнест Ренатус, что ангелом не был, иной раз возмущался цинизму своего «хиви». Он и был самой главной странностью этого дела,  о которой…

   Васька на мгновение замер. Он оказался перед условленными кочками. Освещаемые магниевыми вспышками, они напоминали две любопытные головы. На одной из них белел камень. Правда, тут же он, раздвинувший осторожно высокие стебли травы, узрел некоторое шевеление. Там, где высился густой частокол в три ряда, и плелась колючая стальная паутина, что-то треугольное поднялось и звякнуло. На той стороне, поближе к германскому передку, раздался металлический лязг и рокот. Вскоре треугольник, что принял подобие якоря, пришёл в движение. Он стал с лязгом натягивать колючую проволоку. Она наматывалась на него, тянуло за собой колья, что медленно, но верно вырывала из земли. Со звоном лопались отдельные металлические жилы, скрежетал трос-лебёдка, что тянулся за якорем вглубь чужого передка. Загремели пустые консервные банки – «армейская сигнализация», что висели на проволоке. С нашей стороны тут же вскинулись огненные нити ракет. Бешено застучали два «максима» и ДШК. Огненные трассы потянулись к этому месту. (Васька только плотнее вжался в траву.) А с немецкой захлопали миномётные выстрелы. Наш передок снова заволокло дымовой завесой.