Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

«Я полагаю, что это к лучшему», — пробормотал Руах про себя. — «Человек может обрести спасение в пути точно так же, как и сидя дома — если он стремится к спасению. Все зависит от самого человека. А тем временем я, подобно персонажу Вольтера — как было его имя?... земные знания начинают ускользать от меня — буду возделывать мой маленький садик».

Он снова посмотрел на лодку, и запоздалое сожаление шевельнулось у него в душе.

— Кто знает? — прошептал он. — Может быть, когда-нибудь они встретятся с Вольтером...

Он вздохнул, потом улыбнулся:

— Но, с другой стороны, Вольтер может однажды оказаться здесь, рядом со мной!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я ненавижу тебя, Герман Геринг!

Голос то подымался до крика, то угасал до шепота, словно его сон, подобно зубчатому колесу, сцеплялся со сном-шестеренкой другого человека и проворачивался по нему, пока неведомая сила не разъединяла части механизма.

Ричард Бартон, захваченный потоком гипнотических видений, сознавал, что находится во сне; но он ничего не мог с собой поделать.

Его первый сон вернулся.

Все вокруг было туманным, расплывчатым. Вспыхнула молния —- и он увидел, что находится в необъятном пространстве, заполненном плавающими телами; другая вспышка — безымянные Стражи в летающей лодке находят его и снова погружают в сон; затем последовали обрывки сна, что привиделся ему перед Воскрешением на берегу Реки.

Бог — величественный патриарх, одетый, как джентльмен викторианской эпохи, снова тыкал концом стальной трости в его ребра и заявлял, что он, Бартон, задолжал ему за плоть.

— Что? Какая плоть? — простонал Бартон, смутно сознавая, что бормочет во сне.

— Плати! — приказывает Бог; лицо его расплывается, затем в нем, как в зеркале, проступают черты самого Бартона. В том первом сне, пять лет назад, Бог не ответил на его вопрос; теперь же он говорит: — Сделай подаренную тебе жизнь достойной потраченного мною времени, ты, глупец! Я понес большие расходы и приложил огромные усилия, чтобы дать тебе и всем другим несчастным, этим не стоящим ломаного гроша ничтожествам, второй шанс!

— Второй шанс — для чего? — спросил Бартон. Он почувствовал страх, что Бог может ответить. И он ощутил огромное облегчение, когда Бог и Вседержитель — только теперь Бартон заметил, что один глаз Яхве-Одина исчез и из пустой глазницы источается адское пламя — не дал ответа. Он начал расплываться, таять — нет, не таять, а трансформироваться в высокую серую башню, цилиндрическая вершина которой вырастала из белесого тумана. У ее подножья ревели и бились морские волны, скрытые клубами облаков.

Чаша! Он вновь увидел лицо человека, который рассказал ему о Великой Чаше. Эту историю рассказчик слышал от женщины, которая услышала ее от... и так далее. История о Великой Чаше была одной из легенд, известных миллиардам людей, обитавших на берегах Реки — нескончаемого водного потока, извивавшегося, подобно змее, вокруг этой планеты от полюса до полюса, вытекавшего из неведомой бездны и впадавшего в недоступную пропасть.

Человек — или, вернее, прачеловек, обитавший на Земле миллионы лет назад — сумел пробраться через горы к северному полюсу. И он видел Большую Чашу, Темную Башню, Туманный Замок — перед тем, как споткнулся и упал в воду. Может быть, его толкнули. Он рухнул в холодные морские волны, скрытые туманом, и умер. А затем этот человек — или прачеловек — пробудился снова где-то на берегу Реки. Смерть не властвовала здесь — хотя расставание с жизнью было по-прежнему мучительным.

Он рассказал о том, что видел. И эта история начала путешествовать по речной долине быстрее, чем гонимое ветром парусное судно.

И теперь Ричард Френсис Бартон, вечный пилигрим и скиталец, мечтал взять штурмом горные бастионы, окружающие Большую Чашу. Тогда он раскроет тайну воскрешения и тайну планеты, потому что, по его убеждению, Те, Кто создал этот мир, были также и строителями башни среди полярного моря.

— Умри, Генрих Геринг! Сдохни и оставь меня в покое! — крик звенел в его голове.

Он раскрыл глаза. Бледное сияние бесчисленных звезд позволяло различить неясные очертания окна хижины. Потом он увидел темные контуры фигур Питера Фригейта и Логу, спавших у противоположной стены. Он повернул голову, скользнув взглядом по тяжелому покрывалу, под которым спала Алиса. Ее смутно белевшее в темноте лицо было обращено к нему; темная волна волос распласталась на циновке.

Этим вечером одномачтовая лодка, в которой он плыл вместе с тремя спутниками, причалила к дружелюбным берегам. Маленькое государство Севьерия населяли, в основном, англичане шестнадцатого века, хотя возглавлял его американец, который жил на Земле в конце восемнадцатого—начале девятнадцатого столетия. Джон Севьер, основатель «потерянного штата» Франклин, который позже стал называться Тенесси, приветствовал Бартона и его крошечный отряд.

Севьер и его люди не признавали рабства и не задерживали гостей дольше, чем тем хотелось. Позволив путешественникам зарядить свои чаши и передохнуть, Севьер пригласил их на пирушку, которой отмечалась очередная годовщина Дня Воскрешения; затем он проводил их в хижину для гостей.

Обычно Бартон засыпал легко, но на сей раз сон не шел к нему. Ровное дыхание его спутников уже давно наполняло хижину, когда усталость, наконец, взяла свое. После тяжелого, бесконечного забытья, он пробудился от звуков голоса, казавшегося продолжением его снов.

«Герман Геринг», — подумал Бартон. Он убил Геринга, но Геринг должен снова восстать к жизни. Тот человек, который кричал и стонал в соседней хижине, тоже, может быть, пострадал от жестокости Геринга — на Земле или здесь, в долине Реки.

Бартон отбросил покрывало и поднялся, быстро и бесшумно. Он защелкнул магнитные кнопки кильта, застегнул пояс из человеческой кожи и проверил, на месте ли кремневый кинжал. Прихватив ассегай, короткое тяжелое копье с каменным наконечником, он вышел из хижины.

С ночного небосклона падал свет огромных многоцветных звезд и облаков космического газа, не менее яркий, чем на Земле в полнолуние. Хижины для гостей, удаленные на полторы мили от речного берега, стояли на склонах холмистой гряды, окаймлявшей равнину. Их было семь — бамбуковые строения с кровлями из листьев железного дерева, не поделенные внутри на комнаты. В отдалении, под кронами огромных дубов и сосен, темнели очертания других хижин. На расстоянии полумили находилась бревенчатая изгородь, охватывающая кольцом вершину одного из холмов; там, в «Круглом Доме», обитали должностные лица Севьерии.

Высокие бамбуковые башни шли вдоль берега Реки через каждые восемьсот ярдов. На смотровых площадках всю ночь пылали факелы и несли наблюдение часовые, готовые поднять тревогу в случае неожиданного нападения.

Скрываясь в тени деревьев, Бартон осторожно приблизился к хижине, из которой доносились стоны и всхлипывания. Он отодвинул в сторону плетеный из травы занавес. Свет звезд через открытое окно упал на лицо спящего. Бартон присвистнул от изумления. Он узнал это широкоскулое молодое лицо в обрамлении светлых волос!

Бартон медленно двинулся к нему. Спящий застонал, вскинул руку, словно прикрывая глаза от света, и повернулся к стене. Бартон замер, потом осторожно шагнул вперед. Он положил копье на землю, вытащил кинжал и слегка прикоснулся его заточенным концом к ямке под горлом юноши. Рука соскользнула с широкого лица; глаза широко раскрылись, уставившись на Бартона. Тот положил ладонь на губы юноши и крепко сжал пальцы.

— Герман Геринг! Не двигайтесь и не пытайтесь кричать! Иначе я убью вас!

Бледно-голубые глаза Геринга казались темными в полумраке, но Бартон заметил, что лицо немца побелело от ужаса. Он вздрогнул и попытался сесть, затем снова упал на спину, когда конец кинжала проколол кожу.

— Сколько времени вы тут находитесь? — тихо спросил Бартон.

— Кто...? — Геринг заговорил по-английски, затем его глаза расширились. — Ричард Бартон? Я сплю? Это вы?