Смерть на чёрных крыльях

— Да, да!

— В таком случае, вам ничего не грозит. После разорения человеку вроде вас не стоит и жить. Уж поверьте. Лучше погибнуть в бою с неведомой опасностью, чем влачить дни в нищете после богатой и сытной жизни, — вы ведь не умеете ни работать, ни бедствовать, не так ли? Покончить с собой — занятие неприятное и хлопотное. Можно остаться калекой.

Рассуждение Конана, при всей его дикости, странным образом успокоило Мепоэса. Он вдруг вскочил и стиснул огромную лапу варвара своими маленькими жесткими ручками.

— Спасибо! — сипло воскликнул он. — Я согласен! Спасибо! Ты согласен? Да? Я тоже согласен! Спасибо!

Оказавшись на улице, Сонтий, все это время молчавший, сказал потрясенно:

— Наш наниматель потерял рассудок. В него вселился какой-то странный демон!

— Нет, — задумчиво отозвался Конан. — Просто он до смерти чем-то напуган.

Они вышли в море на закате. Солнце, постепенно наливаясь багрянцем, опускалось все ниже к горизонту. По небу размазались ослепительно-яркие полосы фиолетового, желтого, красного. Маленькое облачко, незаметное и скромное ранним вечером, внезапно налилось жирной позолотой, а вокруг него источали нежность все оттенки розового и лилового. Вода сверкала.

Свежий ветер надувал паруса. «Летучая Рыба» весело бежала, разрезая волны острым черным носом. Конан стоял у борта и разглядывал пенистые гребни волн. Его мало трогала дивная красота заката. Рядом с варваром переступала с ноги на ногу Азелла. Девушка оделась получше, поскольку ей сказали, что на корабле будет сам господин Меноэс, но все равно выглядела чахлой замарашкой. Она не слишком удивилась, когда Конан приказал ей отправляться с ним в море. Просто молча собрала вещи, взяла магический кристалл и одеяло, а обувь оставила.

— В море сандалии ни к чему, — пробормотала она. — Там ведь они промокнут. А если я утону в море и не вернусь домой, то они кому-нибудь потом пригодятся.

— Ты дьявольски права, малышка, — ободряюще сказал Конан, обнял ее за плечи и увел. Девушка не задала ни одного вопроса. Она собиралась жить прямо на палубе, судя по тому, что свое одеяло и узелок с сухарями и кристаллом она положила возле мачты.

Господин Меноэс расположился со всеми удобствами в капитанской каюте. Капитану пришлось перебираться к матросам, о чем он, впрочем, ни слишком жалел.

Конан познакомился с капитаном «Летучей Рыбы» в последний момент, уже после того, как все поднялись на борт. Его звали Карсеол. Это был человек лет пятидесяти, кряжистый, хмурый, с черной бородой, в которой ярко выделялись красные губы. Он родился и вырос в Кордаве и с детских лет ходил в море на самых разных кораблях, от простеньких рыбацких плоскодонок до больших торговых кораблей, которые на веслах и под парусами развивали значительную скорость. Карсеол умел командовать людьми и добиться повиновения. несколько раз ему удавалось подавлять бунты. Моряки уважали его и старались не вызывать капитанского гнева. Но в этом рейсе все обстояло иначе. На корабле находился сам хозяин, и капитан как бы отодвигался на вторые роли. А тут еще этот охранник, этот киммериец… Сонтий с компанией втайне жалел о том, что познакомил Конана с Меноэсом и пригласил принять участие в плавании. Лучше бы уж все оставалось как было. А все эти видения Азеллы… И слухи о пропавших кораблях… Может быть, все это глупости, обыкновенные морские суеверия, каких много бродит но портовым городам.

Конан также остался ночевать на палубе. Здешние ветра были закаленному северянину нипочем. Он привык ночевать в снегу, под дождем, под ледяным градом — что ему бриз, проносящийся над водами южных морей!

Поэтому когда стемнело, Конан немного полюбовался на луну, убедился в том, что все пока спокойно, и завалился спать прямо на голых досках. Азелла прикорнула рядом, забравшись к нему под бок, и всю ночь тихо сопела варвару под мышку. Под утро ей стали сниться страшные сны. Она принялась ворочаться, толкать Конана острыми локтями, пинать его колючими коленками, а затем тонко, пронзительно застонала прямо ему в ухо.

Конан проснулся и схватил ее своими ручищами поперек туловища, как котенка.

— Ты что? — рявкнул он.

Девушка, не открывая глаз, содрогнулась, изогнулась всем телом и, широко раскрыв рот, закричала.

Конан потряс ее, случайно ударив затылком о палубу.

— Азелла! Проснись! Азелла! Что с тобой? Что ты видишь?

Девушка распахнула черные глаза. В них плескался страх. Сновидение не сразу покинуло ее. Наконец она поняла, что видит перед собой этого огромного, надежного мужчину, который так понравился ей в порту Кордавы, и девушка немного успокоилась.

Конан выпустил ее.

— Я принесу тебе питья, — сказал он. — Хочешь воды?

— Вина, — шепнула она, обхватывая себя за плечи тонкими смуглыми руками и вздрагивая.

— Ладно. — Конан снял с пояса флягу. — Вино у меня всегда при себе.

— Дай! — Она вытянула руку и схватила флягу. Конан с легкой насмешкой наблюдал, как девушка присасывается к запасам крепкого, неразбавленного зингарского вина. Ее горло вздрагивало, как у лягушки. Вообще Азелла напоминала Конану кого угодно, только не человека. Даже повадки у нее были звериными.

Напившись и окончательно придя в себя, она зевнула.

— Что тебе снилось? — спросил Конан, отбирая у нее опустевшую флягу.

— Смерть на черных крыльях, — сказала девушка тихо. — Вот что. Раньше я видела только лишь кровь… кровь на воде… А теперь — черные крылья.

— Сколько их?

— Кого?

— Крыльев! — рявкнул Конан. — Сколько крыльев у смерти?

— Не знаю… Много. Восемь. Десять. Я не умею считать так хорошо…

Конан тряхнул нечесаной гривой своих густых черных волос.

— У смерти восемь или десять крыльев. Так? Девушка кивнула.

— Черных, — добавила она.

— А саму смерть ты не видела?

Азелла задрожала всем телом и прижалась к Конану. Он ощущал ее содрогания. Она терлась о его бок лицом, и одежда Конана постепенно промокала от обильных слез, которые проливала девушка.

— Не знаю, не знаю! — всхлипывала она. — Мне было страшно!

— А теперь?

— Теперь не страшно. Теперь я с тобой.

— Так что же ты плачешь? — спрашивал Конан, пытаясь оторвать от себя цепкие влажные пальцы зингарки.

— Не знаю…

— Сонтий! — позвал Конан, отчаявшись привести Азеллу в чувство.

Но теперь он знал, что опасность реальна. И эта опасность приближалась. Гадалка увидела ее во сне. Способности Азеллы были очень ограничены, но по мере приближения к таинственной «смерти», она видела ее все более отчетливо.

Что бы это могло быть? Конан задумчиво вынул из ножен свой огромный двуручный меч и принялся полировать его чистой тряпицей. Оружие может понадобиться в любую минуту.

— Корабль на горизонте! — донесся крик часового с мачты.

Конан отвлекся от своего занятия и поднял голову. Острый взор киммерийца тоже приметил чужое судно. Оно медленно дрейфовало в волнах. Волны подталкивали его в борта, словно телята матку, требуя еще молока. Мачта наклонялась то влево, то вправо.

— Странный корабль, — заметил капитан Карсеол. — Такое впечатление, будто там все пьяны.

— Или мертвы, — прошептала Азелла, которая жалась к Конану и таращила на чужой корабль огромные, выпученные глаза.

— Надо подойти ближе, — сказал варвар громко.

Карсеол посмотрел на него, не скрывая своей досады.

— Пока что на «Летучей Рыбе» командую я, Конан, — напомнил капитан.

— Я отвечаю за безопасность судна, — возразил Конан невозмутимо. — Я обещал, что буду на борту, когда «Летучая Рыба» бросит якорь в гавани Лабиена. Мы должны прийти на Барахские острова. А для этого нам следует приблизиться к незнакомому кораблю и выяснить, почему он ведет себя так странно.

— Может быть, там пираты? — предположил господин Меноэс, который тоже выбрался из своей каюты и всматривался в морскую даль, изо всех сил щуря глаза и морща лицо больше обыкновенного. Он выглядел серым и невыспавшимся, и Конан предположил, что торговца всю ночь мучили страхи и морская болезнь.