Человек, которому всегда везло (СИ)

  Есть и еще одна хорошая новость, нижний чин согласно постановлению, изданному еще при Петре Первом, может выбрать в жены любую крепостную женщину или девушку и ее хозяин обязан отдать свою 'крещеную собственность'. Вот только не выполняется этот закон повсеместно, кто же добровольно подарит служивому рабыню, пусть и малоценную? Александру предложили узнать, как решается в Сосновке вопрос об отдаче девушек замуж в соседние деревни и действовать в том же ключе. Можно попробовать и купить девушке вольную, а в самом крайнем случае просто увести ее в Москву, а барина послать подальше, под прикрытием авторитета Аракчеева и командира 13-го егерского полка такой фокус может прокатить, а может и нет. Разве что жить тогда придется в районе казарм родного полка, а то не ровен час - поймают посланные барин люди Глашу и увезут обратно в Сосновку.

  С трудом он дождался субботы, всю неделю бегал каждые утро и вечер в Сосновку, и не обошлось в очередную встречу без греха. Но в этот раз он себя контролировал, и как только увидел, что Глаша страдает, то сразу же прекратил соитие, пусть девчонка привыкает к супружеской жизни постепенно.

  Не так просто сказать матери любимой девушки, что-то вроде: 'Мамаша, я вашу дочку того... люблю', но выручила Глаша, сама все объяснила, что и как у них случилось: "Взял силком, а стал милком!" Дарья конечно дочь немного поругала и пожурила, скорее для формы - так принято в народе, а затем собрали домашний совет и стали решать, как следует поступать дальше. Вот ведь как вышло, старшая дочка еще в поневу женскую не скакнула, а уже под венец ее вести надо. Для девочки важным рубежом был обряд 'вскакивания' в эту специфическую одежду. Понёва - древняя набедренная повязка, полотнище ткани, заменяющее юбку. По описаниям этнографов, в XIX веке девушки в деревнях летом вплоть до 15-16 лет ходили в одних рубахах в качестве летнего платья, опоясанных шерстяным поясом. Когда наступала пора наряжаться во взрослую одежду, проводился специальный обряд: девица "становится на лавку и начинает ходить из одного угла на другой. Мать её, держа в руках открытую поневу, следует за ней подле лавки и приговаривает: 'Вскоци, дитетко, вскоци, милое', а дочь каждый раз на такое приветствие кокетливо отвечает: 'Хоцу - вскоцу, хоцу - не вскоцу'. Так как вскочить в поневу значит объявить себя невестою и дать право женихам за себя свататься - как правило, тут же девку и выдавали замуж.

  -Ну что теперь с вами делати? - подвела итог совещания будущая теща, в котором все "домашние" принимали участие, даже Машка что-то пискнула от себя.

  Сосновка пока управлялась администратором, оставшимся от старого хозяина, нового купивший сельцо помещик все еще не прислал. Поэтому никаких передовых веяний вроде всеобщего обложения по головам вплоть до младенцев, массовых порок розгами и 'нового сексуального порядка' для баб и девок здесь еще не знали - это появится познее. Не то, что бы все было идеально, управляющий иногда сек злостных недоимщиков, зажимал кое-что из оброка в свою пользу, но в общем и целом на фоне остальных помещиков местные при такой "власти" жили неплохо, можно сказать, что даже зажиточно. Отсюда видимо и высокая цена, которую хитрый мужик заломил за Глашу, так и не удалось уломать на меньшую.

  -Анкифий Карпыч, поимейте совесть! 150 рублей серебром за молоденьку девочку? -пыталась та и эдак пронять несговорчивого 'бурмистра' Дарья, -Вот у Авдеевых всего 100 рублей берут за невесту, а у Карпушиных и вовсе тридцать да еще два пуда меда в придачу.

  -Простите почтенная Дарьюшка! -управляющий был подчеркнуто вежлив, все же солдатка рабыней не являлась. Он бывший приказчик, а не кнутобоец какой, умеет работать с людьми. Другой бы наорал на бабу непременно да и побил, но может управляющего смутило присутствие унтер-офицера. -С вами сударыня рыск большой. Вас сюды сослали по приговору, и чего с дочками делать, барин указать не соизволил.

  Препирался и торговался толстый и бородатый, лукавый мужик с Дарьей долго, было понятно, что полтинник с той суммы он хочет оприходовать в свою пользу, барину отдаст только 100. Солдатка местные порядки знала хорошо, сотня - предельная цена за 'вывод невесты', при оброке в среднем 5 рублей в год с девки это вполне приемлемо. Не факт, что девушка столько проживет, чтобы компенсировать такие расходы. Поэтому и отпускали, если в селе были лишние невесты, которым не нашлось подходящего жениха. Подобный порядок обычно был, когда помещик не хотел продавать своих людей на сторону, или управляющий, как в случае с Сосновкой не обладал полномочиями для совершения подобных сделок. "Отпуск" же невесты в другую деревню, или постороннему человеку продажей вроде бы не считался, и законом регулировался как-то невразумительно.

  -Слушай ундер, давай тады 200 рубликов серебром и забирай ищо младшую ейную, Машку тож! -предложил Анкифий, сообразив наконец, кто здесь действительно является покупателем. Сначала он думал, что сама солдатка Дарья денег скопила и хочет освободить от крепостной неволи старшую дочку, а солдат лишь так, для формального повода, "вывод невесты" обходится намного дешевле "вольной" для той же девки. Но по глазам унтер-офицера бывший расчетливый торгаш быстро уловил, кто тут чего хочет и от кого все зависит.

  -Ладно, уговорил, но покажи сперва документы! -потребовал Александр, все как его проинструктировал сведущий в таких делах начальник, обмануть 'карася' или "лоха" у российского купечества давняя традиция: 'На то и щука, чтоб карась не дремал!'

  Бумаги управляющего проверили, действительно может Анкифий дать вольную малолетним детям и уполномочен отпускать невест на сторону, такие права делегированы ему старым хозяином и новый этого положения не отменил. Так даже лучше, подумал про себя Сашка, в противном случае пришлось бы рано или поздно все равно выкупать у владельца младшую сестру жены, через штабс-капитана например, оформив купчую на его имя, или прямо на Дарью. Отсчитали ассигнации, денег было не жалко, по правде говоря за Глашу он бы отдал и последнюю рубашку, если бы вдруг потребовали. Теперь все трое свободны, что мелкая сопливая Мария, что Глаша, а Дарью освободило 'доброе' военное ведомство, взамен забрав навсегда мужа. С помещиком, каким бы он ни был плохим или хорошим, счеты покончены, так по крайней мере решили они, но время показало, что на самом деле все еще впереди.

  Успех следовало немедленно закрепить и с выпиской от Анкифия, за которую так дорого заплатили предстояло еще отправится к священнику. Но в соседнее село пошли после обеда, Машу сперва с собой мать брать не хотела, хоть она и ревела-орала как маленькая сирена, а Александр был согласен нести ребенка на руках. Выручил один из односельчан как раз направлявшийся в те края по делам, на его телеге и подвезли женщин и детей, а Сашка шел рядом и угощал табаком хозяина транспортного средства. Дорогой Дарья посетовала, что управляющий безбожно их обманул, содрав чуть ли десятикратную цену за младшую, но Александру было все равно...

  Священник Николай оказался весьма суровым стариком, аскетического вида, он ничем не напоминал тех уже изрядно намолозоливших глаза толстомордых любителей выпить-пожрать-потрахаться в рясах, к которым уже привык Александр еще в 21 столетии. И когда он им в первый раз отказал, то солдат был близок к панике, хоть и не подал виду - этого "страца" точно не купить, что ему не предлагай. Но Дарья оказалась настойчивой, и сумела уломать или разжалобить настоятеля сельской церквушки, он согласился, но сначала устроил головомойку Сашке, вызвав его в сторонку для отдельного разговора.

  -Ты чего служивый совсем спятил? На малое дитя накинулся? -сразу попер на солдата 'добрый дедушка'. С трудом кое-ка удалось объяснить в чем дело.

  -Не верю! Привык поди в походах баб силком брать? -снова "наехал" на Сашку отец Николай, -Смотри не вздумай бить ее!