Человек, которому всегда везло (СИ)

  Поймав выразительный взгляд начальника, Александр сразу же незаметно одними глазами кивнул ему, подтверждая, что все понял. Больше будущий генерал-фельдмаршал к ним не приезжал, и Александр с ним не встречался. Денисов на вопросы Сашки насчет цели столь странного визита ответил неохотно, но можно было сделать вывод, что он и сам смутно представлял, что было нужно генералу. Единственная зацепка - Ермолов, по словам штабс-капитана странная просьба-приказ "показать все" исходила именно от него. Больше они на эту тему не разговаривали и эпизод как-то сам по себе забылся и почти истерся из памяти. По истечении многих лет уже трудно разобраться, что тогда происходило в период 1808-1812, но несомненно одно, подготовка к большой войне влетала стране в немалую "копеечку", разрушала ее и так дышащую на ладан экономику. Не исключено, что у некоторых нестандартно мыслящих генералов появилось в такой обстановке желание решить проблему с Наполеоном "другим способом"... вот только для кого конкретно предназначались пули калибра в планах Барклая-де-Толи 7.62мм из Токарева, так и осталось сокрыто мраком неизвестности, пока...

  В неспешном ходе провинциальной жизни наступило некоторое затишье, видимо в связи с очередными длительными праздниками, на которые так обильна оказалась российская действительность. Александр, воспользовавшись перерывом, опять оборвался в Сосновку, к Глаше, к своей Глафире, уж хотелось снова ее увидеть, тянула девка к себе солдата как железный гвоздь неодимовым магнитом. Может быть это и есть "она", та самая любовь, а может просто после стольких лет скитаний и случайных связей у Александра появилась потребность завести семью, обрести наконец в этом мире что-то "свое". Рано или поздно такое влечение охватывает всех мужчин, даже самых заядлых и закостенелых холостяков, другое дело, что не всем удается реализовать его в подходящей форме.

  К рождеству пришла первая радостная весть, оказывается 13-егерский полк из Польши переводят в Россию и прямо в Москву, вот уж чего никак не ожидали. Ростопчин, московский градоначальник и генерал-губернатор второй столицы империи после очередных беспорядков, а на такие событие московская жизнь богата, потребовал срочно укрепить гарнизон присылкой еще одного армейского полка. Не то, что бы желающих не было - потенциальных кандидатов хоть отбавляй, по сравнению с глухим уездным Засранском, или с провинциальной Пензой, Москва это - О-О-О... Но был один маленький нюанс: это вторая столица и от полка требовали, чтобы каждый нижний чин имел пару запасных мундиров и сапог для торжественных случаев, а равно и остальное 'резервное' обмундирование, исключительно для 'парада' помимо повседневного, полученного от казны. Кроме того время от времени наезжающий в первопрестольную царь имел обыкновения таскать с собой различных важных иностранных гостей, а те в свою очередь норовили частенько сунуть любопытный нос прямо в казарму, следовательно никакой гнилой соломы на нарах и преющих портянок под потолком там быть не должно в принципе. Все бы ничего, вот только на обзаведение необходимым имуществом военное ведомство средств сверх положенных не выделяло, предполагалось покрывать все расходы из полковых сумм. Таким образом, 13-егерский, чьи заслуги в последнюю войну вызывали у многих генералов сильные сомнения, вдруг неожиданно оказался в первопрестольной. Деньги все и решили, с легкой руки командира записавшего случайный трофей в приход полковых сумм, полк внезапно стал 'миллионером' и началось его стремительное восхождение по ступенькам внутриармейской иерархии. Продолжалось это счастье недолго, как раз до осени 1812, но хоть пожили егеря несколько лет по-человечески, некоторые нижние чины даже успели семьями обзавестись за время московского жительства.

  На этом подарки судьбы не закончились, не успела отшуметь пьяная и разгульная московская масленица, оставившая после себя сплошь и рядом пустые бутылки-штофы в сугробах и подозрительные желтые пятна на снегу, как штабс-капитан огорошил известием: винтовка над которой они столько возились, высочайшим указом принята на вооружение, под туманным наименованием 'пехотное шестилинейное винтовальное ружье образца 1802 года'. На далекие и тоже весьма туманные британские острова уже спешно отправились приемщики за первой партией - 20 тысяч. Казна решила не мелочится - все равно новое оружие оплатит "Джон Буль", за счет средств выделенных России на борьбу с Наполеоном. Капсюли заказали там же в Англии, из расчета по 1000 на один ствол, поскольку в родном отечестве быстро получить их и не надеялись. Пришлось к великому сожалению, как уж не жалко было, передать технологию производства новинки британцам, со всеми сопутствующими ноу-хау. Денисов сумел найти в Москве отечественных подрядчиков из числа мелких и средних оружейников-кустарей, но у них до войны дальше пробных партий дело не пошло, да и качество изделий оставляло желать лучшего. Отчасти помогли решить проблему специалисты с Шосткинских пороховых заводов, там и были изготовлены в 1811 году первые отечественные капсюли, прошедшие проверку и принятые в казну.

  Как ни странно, но новый капсюльный ударный замок был легко принят и заслужил одобрение 'на ура' большинства специалистов собранных в аракчеевской "тайной" комиссии, отдельные скептики правда брюзжали, что солдату такие мелкие вещи, как капсюли давать в руки нельзя - прое..., пролюбит, или иначе говоря утратит 'военно-морским способом'. На это возражение штабс-капитан Денисов неизменно отвечал, что наш российский солдат и ружье способен посеять, да и сам может пропасть бесследно, если за ним не смотреть - для этого и существуют в армии господа офицеры, а не только для парадов, балов и пьянок. За примерами ходить далеко не надо, если даже в лейб-гвардии кавалергардском полку, во время последней кампании, ухитрились "потерять" чуть ли не целый эскадрон во время первого же бивака после неудачного фридландского сражения.

  Помимо простоты конструкции, существенно удешевлявшей массовое производство, новый ружейный замок имел и еще одно важное достоинство, теперь можно было вести огонь и под проливным дождем, а для России с ее климатом такое свойство отнюдь не лишнее. Был и другой положительный момент, который сразу оценили по достоинству все строевые офицеры, с новой системой любые осечки однозначно относятся за счет качества боеприпасов и понятное дело взыскивать за них с солдат и командиров, как было раньше с кремнями, уже никто не будет. А то как нередко получалось, положим вышло много осечек и задержек при показательной стрельбе, так сразу следуют оргвыводы: солдатам палки, унтеру в морду, обер-офицер останется без отпуска и повышения в чине, а полковника ждет неприятное объяснение с проверяющими. Другое дело сами винтовки: одна только целесообразность массового применения в бою столь специфического оружия, вызывала такие жаркие дебаты в бывшем княжеском особняке на Тверской, где разместилась 'секретная комиссия', что однажды спорщики чуть не сошлись в драке как торговки на рынке. Противники нарезного оружия, исходя из опыта предыдущих войн считали, что увеличение числа стрелков, неизбежное при массовом введении винтовок, автоматически уменьшает число бойцов в штыковой схватке. Было тогда такое расхожее мнение, что солдат надеющийся на свою пулю неохотно будет сходиться в штыки, предпочитая уклонятся от ближнего боя и тем самым войска лишатся важного тактического элемента. Московский народ на улице только головами качал слыша крики из окон и сокрушался, а набожные купчихи испуганно крестились: 'Вишь эдак служивые надрались! Эк загибают, то и гляди от матерной брани стены то рухнут?'. Знали бы тогда москвичи, что решается за стенами старого особняка судьба их родного города, может быть и отнеслись бы по-другому, может почтенные купцы, юркие приказчики и прочая публика помогли бы штабс-капитану Денисову убедить наиболее упертых "штыкоманов". Ведь если разобраться, то вопрос стоял ребром: или у российской императорской армии будет 10-15 полков вооруженных винтовками, и тогда за Неманом произойдет примерно тоже, что случилось в 1854 году на Альме. Или все останется по старому и тогда, без вариантов: "Шумел, горел пожар московский. Дым расстилался по реке. На высоте стены кремлевской. Стоял Он в сером сюртуке."