Прогрессор галантного века (СИ)

Расстояние от Ганновера до Геттингена около 100 км. Снега выпало в эту зиму еще немного и дорога была в хорошем состоянии. Колеса у Сашкиного транспортного средства были, естественно, заменены на санные полозья и рессоры за ненадобностью сняты. Кибитку же Егор успел на зиму обшить толстым войлоком, потому она не продувалась и тепло держала хорошо. Ехали споро, да и погода поездке благоприятствовала: ясная, в меру морозная. Городки, часто встречавшиеся по пути, проскакивали быстро, но в Гаммельне Сашка притормозил Егора и спросил у солидного прохожего, где тут ресторан. "Вам какой ресторан? - стал спрашивать бюргер. - Тот, что в постоялом дворе? Или на Ратушной площади? Или французский?" "Вот, блин, - озадачился Сашка. - Городишко в 100 домов и целых три ресторана, не считая пивнушек" И вдруг сказал: - Тот, где барон Мюнхаузен рассказывает истории.

- Тогда Вам нужен французский, самый дорогой. Только барона там сегодня не будет, он по средам бывает в Реттингене.

- Большое спасибо, херр....

- Траубе, гнедигер херр.

- Ауф Видерзее, херр Траубе.

Егор уже собирался ехать дальше, как Сашка вдруг захохотал и спросил сквозь смех:

- Егор? А ты знаешь, что у немцев означает слово "херр"?

- Господин, вроде....

- Херр означает хер. Тот самый, не сомневайся. Я всегда знал, что немцы - самый грубый и практичный народ на свете, но про "херр" только сейчас догадался!

В Геттинген, хоть ехали быстро, прибыли только к вечеру - зима, день в Германии тоже короток. Вдруг неприятная неожиданность: на постоялом дворе не оказалось свободных комнат. Конец сессии, - объяснил хозяин. - Забирать студентов съехались их родственники. Через два-три дня будет свободно, но пока мест нет. Может, у Вас, сударь, здесь есть родственники или знакомые? "А ведь действительно есть, - вспомнил растерявшийся было Сашка. - Неужели Отто мне откажет в приюте?". И спросил, где находится дом ректора.

Отто фон Мюнхгаузен не подкачал: тотчас велел освободить какую-то комнату "для моего друга", да и Егору уголок в доме нашелся (не говоря уже о лошади). Затем последовал ужин преимущественно из рыбных блюд с овощами ("Жена у меня правоверная лютеранка, - шепнул ректор, - а сегодня постный день"), и вот они уже сидят перед камином, потягивают пунш и разговаривают о тайнах мироздания....

- Вы ведь знакомы с учением Лейбница о монадах?

- Довольно смутно. Это что-то вроде атомов?

- Близко, но не совсем. Атомы по Лейбницу - это спящие монады. Впрочем, минералы и растения тоже. Кстати, в последнем случае я с ним не согласен. К спящим монадам можно отнести только семена растений, да и то с натяжкой.

- Тут я с Вами соглашусь. Ведь семечко можно разделить на довольно много частей, атом же по определению неделим.

- Во-от. Но в чем отличие монад Лейбница от атомов Демокрита? В том, что под воздействием Творца у монады может появиться память и тогда она становится душой и начинает развиваться. В процессе развития у "душевных" монад образуется самосознание, и они начинают взаимодействовать с другими монадами, - вот тогда весь монадный (то бишь материальный) мир приходит в действие, создавая попутно мир феноменальный, то есть что?

"Что, бляха-муха? Что-то всеобщее и как бы нематериальное...."

- Пространство и время? - почти выкрикнул Сашка.

- Абсолютно верно, юный друг. Пространство, растянутое во времени. Какой был мощный ум!

- Лейбниц это голова, - кивнул Сашка. - Тем более непонятна его свара с не менее мощным умом нашей эпохи - Исааком Ньютоном.

- Да, история с авторством интегрального и дифференциального исчисления получилась некрасивая, отчего люди науки потеряли ореол небожителей в глазах людей обыкновенных....

- Не поэтому ли Ньютон прекратил заниматься естественными науками, - сообразил вдруг Сашка, - и до конца жизни углубился в дебри богословия и генеалогию древнееврейского народа?

Глава двадцать пятая. Как отличить доброго человека от злого?

Наутро ректор повел своего гостя на ознакомительную экскурсию по гордости Германии - Геттингенскому университету, сейчас практически пустовавшему. Сашка послушно плелся по аудиториям (почти таким же, как в РГГУ), слушал энергичные пояснения Отто и кивал, кивал, кивал.... В здании библиотеки, уставленной 5-тиметровой высоты шкафами, он поежился (охота же кому-то лазить за книгами по приставным лестницам!), в анатомическом театре содрогнулся (здесь лежал реальный труп, который сосредоточенно потрошили два мужика в передниках, но без каких-либо перчаток), в конном манеже малость отмяк (хоть пахло в нем совсем не розами), зато в ботаническом саду ему совсем захорошело (тут и розы присутствовали), а в обсерватории он реально заинтересовался телескопом, у которого сидел (почему-то днем?) субтильный мэн лет тридцати. Оказался он тоже профессором (математики и астрономии) Тобиасом Майером, а наблюдал (и регулярно замерял) передвижение по небосклону Луны. Крылов, чье увлечение историей не ограничивалось генеалогией сильных мира сего и описанием творимых ими войн, а также включало многие научные открытия, припомнил, что в 18 веке английский король учредил крупную премию за создание метода точного определения долготы. Так эту премию разделили двое: часовщик Гаррисон, создавший точный хронометр, и астроном Майер, составивший подробные таблицы движения Луны. К сожалению, сам Майер не дожил до вручения премии, которую получила его жена....

Сашка решил как-то подбодрить астронома-"ботаника" и спросил:

- Герр Майер, Ваши измерения движения Луны могут быть использованы в практическом смысле?

Майер, который с приходом ректора оторвался от наблюдений, посмотрел с недоумением на молодого аристократа, но вежливо ответил, что могут.

- Например? - не отставал Сашка.

Астроном взглянул на ректора, тот поощрительно кивнул, тогда Майер вяло ответил:

- Например, для определения положения географических координат.

- Герр Майер, а знаете ли Вы, что король Георг назначил премию в 10 тысяч фунтов стерлингов тому ученому, который найдет метод определения в море географической долготы?

- Мне говорили. Только я не уверен, что иностранца могут допустить к конкурсу на это изобретение.

- А разве Вы сейчас являетесь иностранцем?

- Да, я уроженец Бад-Вюртемберга

- Для короля главное само изобретение. Поэтому он даст Вам премию как профессору учрежденного им Геттингенского университета. Мой Вам совет: подавайте Ваши таблицы на рассмотрение как можно скорее. Я узнал от герцога Камберлендского, что на эту же премию претендует часовщик Гаррисон, создавший очень точный хронометр. Вам стоит его опередить.

- Почему Вы меня об этом предупредили?

- Гаррисон где-то в Англии и я его не знаю. А Вы находитесь передо мной и я уверен, что Вы достойный человек.

- Как можно это определить? Мы увиделись 10 минут назад....

- Кто-то из великих арабов сказал: для того, чтобы понять, нравишься ли ты женщине, достаточно одного взгляда, а для того, чтобы оценить мужчину - десять ударов сердца.

В университетском городе гость из Ганновера пробыл два дня, оказываясь вместе с Отто то на дружеской пирушке в кругу избранных преподавателей, то в ресторане при постоялом дворе, то в студенческой пивной.... На третий день Сашка решил, что пора ехать домой - сколько можно испытывать терпение правоверной профессорской жены? На то, что небо посерело, и дорогу переметала поземка, ни он, ни Егор не обратили внимания. А зря....

После обеда (они были уже километрах в 30 от Ганновера) метель настолько разгулялась, что видимость сузилась до 10 метров, а свежие сугробы заняли почти все полотно дороги. Какое-то время их кибитка ехала, держась в кильватере двух повозок, но потом те свернули в сторону, и они остались одни в белой мгле. Дорога еще угадывалась, и Егор мог направлять ход лошади. Но вот кибитка остановилась, и голова Егора просунулась внутрь возка: