Герои

– Нам не хватает половины людей и всех наших лошадей, но что может остановить Первый полк его величества? Если каждый сегодня будет достойно выполнять свой долг, у нас все еще есть время стать героями.

Пока туповатые, озабоченные, осторожные офицеры расходились готовить к бою своих солдат, Танни втихомолку давился язвительным смехом.

– Ты слышал, Форест? Мы можем все заделаться героями.

– Я настроен пережить этот день, Танни. От тебя же мне нужно, чтобы ты подобрался к линии деревьев и наблюдал оттуда за стеной. Иными словами, нужны опытные глаза.

– Да я там и так уже все видел-перевидел, сержант.

– Ну так и еще малость поглядишь, не рассыплешься. Как только увидишь, что северяне начинают сниматься, даешь сигнал. И еще, Танни. Смотреть ты будешь не один, поэтому и надеяться не смей, что тебе удастся что-нибудь отмочить. Думаешь, я не помню, что произошло тогда с засадой у Шрикты? Или что, наоборот, не произошло?

– Преступного умысла не выявлено. Это я цитирую трибунал.

– Все б ты трибунал цитировал, склизкая твоя задница.

– Первый сержант Форест, я сокрушен столь низким мнением сослуживца о моей персоне.

– Какой еще персоне, угорь! – прикрикнул Форест вслед.

Капрал уже пробирался по склону меж деревьев. Желток горбился в кустах примерно на том же месте, где они вдвоем коротали ночь. Он пялился через ручей в окуляр Танни.

– Где Уорт?

Желток открыл было рот, но капрал его перебил:

– Впрочем, я зря спросил. По зрелом размышлении можно и так догадаться. Есть ли какие-то признаки движения?

Желток снова приоткрыл рот.

– В смысле, помимо движения в кишечнике рядового Уорта?

– Никаких, капрал Танни.

– Прошу простить, если я тоже взгляну.

Не дожидаясь ответа, он выхватил окуляр и цепко оглядел линию стены от идущего вдоль ручья косогора – с запада на восток, где она скрывалась за каким-то бугром.

– Это не из недоверия к вашей сноровке…

Перед стеной никого не было, но за ней виднелись острия копий – да густо так – на едва начинающем бледнеть небе.

– Ну как, капрал, движений все же никаких?

– Никаких, Желток, никаких, – Танни, отведя окуляр, поскреб немытую шею.

Дивизия генерала Челенгорма в полном составе, укрепленная двумя полками Миттерика, растянулась в парадном строю на покатом травянистом склоне, спускающемся к отмелям. Она смотрела на север. В сторону Героев. В сторону врага.

По крайней мере, числом впечатлять мы умеем. Горст прежде и не видывал в преддверии битвы столько сил – в одно время и в одном месте, уходящих по обе стороны вдаль и в темноту. Над сомкнутыми шеренгами густо щетинились всевозможные пики, секиры и алебарды, трепетали вымпелы рот, а неподалеку колыхался на крепком ветру золотистый штандарт собственного его величества Восьмого полка, гордо символизируя несколько поколений боевой славы. Отбрасывали очажки света фонари, выхватывая мрачновато-торжественные лица, тяжелые искры надраенной стали. Здесь и там сидели верхом офицеры, все с мечами наголо, в ожидании приказа, и сами готовясь отдавать команды. У самой воды стояла оборванная орава северян Ищейки и немо таращилась на все это боевое великолепие.

Видимо, для того, чтобы соответствовать случаю, генерал Челенгорм облачился даже не в доспехи, а в произведение искусства: кирасу зеркальной стали, с выгравированными спереди и сзади золотыми солнышками, бесчисленные лучи которых прорастали в мечи, копья, стрелы, перевитые дубовыми и лавровыми венками – вещь тончайшей, ювелирной работы.

– Пожелай мне удачи, – рассеянно бросил он, пришпоривая скакуна и выезжая на гальку перед строем.

– Удачи, – шепнул Горст.

Великое воинство стояло так тихо, что было слышно слабое позвякивание, когда Челенгорм вынул меч.

– Люди Союза! – прогремел он, вздымая его над собой. – Два дня назад многие из вас были среди тех, кто понес поражение от рук северян! Тех, кто был изгнан с холма, вы видите сейчас перед собой. Вина и бесславие того дня лежали целиком на мне!

Слова генерала разносились многоголосым эхом. Это конные офицеры повторяли обращение тем, кто чересчур далеко от источника.

– Я надеюсь и верю, что вы поможете мне сегодня обрести искупление. Храбрые люди Срединных земель, Старикса, Инглии! Отважные люди Союза!

Жесткая дисциплина не допускала выкриков, но по шеренгам все равно пошло что-то вроде рокота. Горст и тот невольно поднял подбородок. «Ох уж этот патриотический угар. Он дурманит даже меня, который так хорошо знает, что почем».

– Война ужасна! – Конь Челенгорма взбрыкнул на голыше, и генерал удержал его движением поводьев. – Но она и прекрасна! На войне человек может понять, кто же он есть на самом деле. Он становится как на ладони. Война показывает в людях худшее – алчность, трусость, дикость! Но она же раскрывает в нас и лучшее – доблесть, силу, милосердие! Так явите же мне сегодня ваше самое лучшее! И более того, явите его врагу!

Возникла недолгая пауза, пока последние фразы доносили до слуха стоящих позади, и по знаку ответственных лиц при Челенгорме воинство дружно вскинуло руки и громогласно возликовало. Горст поймал себя на том, что вносит в общее ликование свою писклявую лепту, и заткнулся. Челенгорм прогарцевал с торжествующе поднятым мечом, потом повернулся к полкам спиной и с тускнеющей улыбкой поскакал в сторону Горста.

– Хорошая речь. Прямо такая, призывная.

Ищейка сутулился в обшарпанном седле мухортой лошаденки, дуя в сведенные ладони.

– Спасибо, – откликнулся генерал, натягивая поводья скакуна. – Я просто пытался сказать правду.

– Правда, она как соль. По крупице вроде приятно, а от пересола тошнит.

Ищейка криво улыбнулся им обоим. Безответно.

– А доспех-то какой, просто глаза слепит.

Челенгорм с некоторой неловкостью оглядел свою несравненную кирасу.

– Подарок от короля. Все никак не находилось подобающего случая…

А и в самом деле, как же он найдется, если только ради этого не рваться навстречу своей фатальной участи?

– Так каков план? – осведомился Ищейка.

Челенгорм простер руку к застывшей в ожидании дивизии.

– Восьмой и Тринадцатый пехотные полки и полк Старикса выступят и поведут.

Впечатление такое, будто речь идет о свадебном танце. Значит, потерь наверняка жди больше.

– Двенадцатый и адуанские добровольцы образуют вторую волну.

Волны крушатся о берег, впитываются в песок, и след их пропадает.

– Остатки Ростодского и Шестого полков последуют в резерве.

Остатки, остатки. Мы все в свое время сделаемся остатками.

Ищейка, надув щеки, плавно выдохнул, оглядывая плотные ряды пехоты.

– Что ж, во всяком случае, в людях у вас недостатка нет.

Вот уж да, как и недостатка в грязи, куда их закапывать.

– Вначале мы пересекаем отмели, – Челенгорм мечом указал на извивы проток и песчаные наносы. – Я так полагаю, у них возле дальнего берега будут понатыканы застрельщики.

– Несомненно, – согласился Ищейка.

Меч указал на ряды плодовых деревьев, едва видимых на склоне между поблескивающей водой и основанием холма.

– При проходе через те огороды мы ожидаем некоторое сопротивление.

«Я так думаю, что отнюдь не некоторое».

– Ничего, мы попробуем выдавить их из тех деревьев.

– Но ведь вас здесь раз-два и обчелся.

Ищейка подмигнул.

– Воюют не только числом. Кое-кто из моих ребят уже за рекой, лежат, затаясь. Как только вы переберетесь, предоставьте действовать нам. Если мы сумеем их потеснить, прекрасно, если нет, вы ничего не теряете.

– Очень хорошо, – одобрил Челенгорм. – Я настроен предпринимать любые шаги, чтобы по возможности сберечь жизни.

Невзирая на то, что сама по себе вся эта затея – лишь упражнение в массовом заклании.

– Как только огороды оказываются у нас в руках…

Генерал широким жестом обвел голый склон холма, указывая вначале на более мелкие камни южной шпоры, затем на более крупные на вершине, озаренные светом тускнеющих костров. Поведя плечами, Челенгорм опустил меч.