Подменный князь. Дилогия (СИ)

Может быть, перестало считать нужным?

И во сне я уже больше не верил тому, что передо мной отец. Но продолжал играть в предложенную мне игру.

— Чего остеречься, папа? — спросил я.

— Смерти, сынок, — ответило Нечто в офицерском мундире, посверкивая золотыми погонами. — Чего же еще тебе бояться? Смерть — это то, от чего тебя не могу спасти даже я. Смерть — это когда человек перестает существовать, покидает материальный мир. Это навсегда, и с этим уж ничего не поделаешь.

— За то время, что я здесь, папа, — сказал я, — смерть была рядом со мной много раз. И всегда я как-то избегал ее. Или мне везло?

— Тебе везло, — серьезно, без улыбки подтвердило Существо с лицом моего отца. — Если бы тебе не повезло и ты погиб бы, то что ж… Пришлось бы посылать сюда другого. Если бы удалось найти, конечно. Думаю, что удалось бы. Всегда находится подходящий человек.

Отец помолчал, потом сказал неохотно:

— Всего невозможно предусмотреть, сынок. Теперь настал момент, когда смерть стоит вплотную к тебе. Сделать я тут ничего не могу, есть некоторые вещи… Одним словом — берегись. Берегись изо всех сил, потому что если ты погибнешь, то очень многое пойдет насмарку. Не все, но многое. По крайней мере, история твоей страны уж точно станет неузнаваемой.

— Чего мне надо опасаться? — спросил я, заранее зная, что ответа я не получу. Но отчего же не попытаться?

— Я же сказал — смерти, сынок. — Нечто улыбнулось улыбкой моего отца. — Тебе предстоит крестить Русь и стать Владимиром Святым. Надеюсь, ты это уже понял. Так вот, на свете есть не одни мы. Есть и другие. Других такая перспектива совсем не устраивает.

Отец исчез в клубящемся облаке, и протуберанцы заискрились по-новому. Черный космос вглядывался в меня.

— Проснись, князь, — тряс меня за плечо Алеша Попович. — Проснись, пришел воевода.

Потрясенный своим сном и еще не успевший прийти в себя, я открыл глаза. Стояла ночь, пламя светильника еле освещало шатер. На пороге действительно высилась крупная фигура Свенельда.

Почему ночью? Что это за неожиданный визит?

Я вспомнил о том, что все государственные перевороты совершаются по ночам…

А сейчас самое время для переворота. Днем я объявил о том, что собираюсь принять крещение и сделать Русь христианской страной. Что ж, как раз ночью после этого следовало ждать, что меня придушат в собственном шатре…

— Вставай, князь, — произнес Свенельд, надвигаясь на меня. — Караульные прибежали. Говорят, что к тебе посол от императора.

— Какого императора? — спросонья, да еще после выпитого вечером греческого вина я плохо приходил в себя.

— Как какого? Твоего будущего шурина, Василия Второго, — усмехнулся Свенельд. — Византийского императора. Правда, я не знал прежде, что Василий Второй — брат ключницы князя Рогвольда Полоцкого. Любава мне о таком высоком родстве никогда не рассказывала…

Свенельд явно издевался над моей выдумкой, но не было времени спорить.

— А почему посол явился ночью? — спросил я ошалело. — И вообще — откуда он взялся?

Свенельд только молча пожал плечами. Откуда он мог знать?

— Посол со свитой и с дарами от императора Василия, — повторил он то, что сказали ему караульные.

— И где этот посол?

— Шел сюда, — заметил воевода. — Думаю, уже стоит перед твоим шатром. Наверное, тебе следует поторопиться, великий князь.

Снаружи и вправду слышались звуки — там сходились воины, и, видимо, уже ожидал меня посол.

Торопливо одеваясь и неловко прицепляя меч на перевязь слева, я все время чувствовал тревогу.

Втроем со Свенельдом и Алексеем мы вышли из шатра, оказавшись лицом к лицу с толпой людей.

Костры в лагере уже давно прогорели, и местность освещалась лишь несколькими факелами, которые держали воины. В этом полумраке я разглядел, что перед шатром собралось около сотни дружинников — тех, которым не спалось в эту ночь. В первом ряду я увидел громадную фигуру Овтая Муромца и длинную — Аскольда Черниговского. Видимо, эти двое тоже еще не ложились спать.

В некотором отдалении стояли караульные, на чьи посты и вышел загадочный посол императора.

А вот сам посол и с ним еще четыре человека.

Посол стоял в середине, а четверо сопровождавших его — по четырем сторонам, образуя квадрат.

Все четверо были одеты примерно одинаково, только у посла костюм был более богато украшен.

Одежда представляла собой длинный, ниже колен шелковый халат, под которым были надеты шаровары, зауженные книзу, так что из-под них торчали загнутые кверху носки мягких кожаных туфель. А на головах…

О, вот как раз на головные уборы я и обратил основное внимание. Можно сказать, что они меня потрясли. Это были фески. Да-да, круглые, как перевернутые детские ведерки, а сбоку кисточка.

В таких фесках старинные карикатуристы изображали турок и греков, подвергшихся турецкому влиянию. Особенно трогательной деталью является, конечно же, кисточка.

Да, но феска — это турецкий головной убор, а турки появились в этих краях четыреста лет спустя. Откуда тут взялись турки? Конечно, я не историк и тем более не специалист по истории костюма, но мне стало совершенно ясно, что византийские греки одеваются иначе.

Я же видел, например, делегацию херсонесских греков и вполне мог судить об их внешнем виде.

Так вот: передо мной стоял византийский посол, абсолютно непохожий на византийца. А четверо сопровождавших его людей были вообще не слишком похожи на людей…

Почему? В тот момент я не смог бы объяснить своего чувства. Слишком прямо стоят, слишком ровно держат головы, слишком спокойно держатся. Будь ты посол или помощник посла, но если ты человек, то поневоле занервничаешь, стоя посреди толпы наших не вполне протрезвевших воинов самого разного, но по большей части устрашающего обличья.

Достаточно взглянуть в бледное лицо Аскольда Кровавой Секиры, и у любого испортится настроение.

Но эти, казалось, ничего не боятся и вообще не нервничают. Похоже, что у них просто не было нервов. И вообще, все четверо были слишком похожи друг на друга.

Мы стояли в неверном свете факелов, их колеблющийся от ветра свет выхватывал из темноты то одно лицо, то другое.

Я лихорадочно пытался сообразить, что следует делать, и ничего не приходило в голову.

— Кто ты и что тебе нужно? — наконец спросил я, обращаясь к послу — высокому молодому человеку с иссиня-черными волосами и короткой бородкой. Его пронзительные глаза глядели на меня настолько бесстрастно, что даже мурашки прошли по телу. Или мурашки пошли от того, что я, разгоряченный вином и сном, вышел на ночную приморскую прохладу?

— Меня прислал его величество император Василий, — проговорил посол. — Я привез от него важное сообщение, которое должен отдать лично великому князю.

Он произнес это ровно, без тени волнения, лицо его оставалось спокойным. А у меня все сильнее нарастало чувство внутреннего ужаса. Не об этой ли ситуации мне только что было сообщено во сне?

Смерть стоит вплотную к тебе…

Сейчас я приглашу посла в шатер, и там он передаст мне личное послание императора Византии.

Да?

А как этот посол вообще появился здесь? Сейчас ночь, а ночью корабли по морю не плавают. В моем времени — плавают, а в здешнем десятом веке — отнюдь нет. Да и вообще — к чему такая спешка? Даже если корабль все же приплыл ночью, то отчего же нельзя было подождать до утра?

И эти сопровождающие посла лица — очень уж мало в них человеческого. Полно, да люди ли они? Не больше ли они похожи на истуканов? На кукол?

— У меня нет секретов от соратников, — сказал я. — Говори прямо здесь. Что передает нам император Василий?

И только в это мгновение я вдруг понял: это было никакое не посольство. И никакие переговоры они вести не собирались. Эти четверо прибыли сюда совсем не для разговоров.

Посол стоит посередине, четверо его людей — по четыре стороны. Да это же группа захвата!

И, видимо, очень мощная группа, потому что они вчетвером явились в лагерь, где собрано полторы тысячи пьяных головорезов. Они не боятся, действуют почти открыто. Почему? Значит, они ощущают свою силу…