Ожидание

— Зачем, ты преследуешь меня? Зачем? Ведь прошло столько лет?

Мужчина внезапно перестал хохотать, и, уставился на Нику.

— Так! Значит ты, наконец, узнала меня? А я ведь приходил к тебе много лет тому назад, но ты сделала вид, что не знаешь меня. Я был тогда лучше…лучше! Но ты тог-да не пожелала меня узнать. Почему?

Мужчина подошел, присел над Никой, и, протянув руку, погладил холодными, как у по-койника пальцами её лицо. Вдруг почувствовав острый приступ тошноты, она резко отп-рянула в сторону, и тут-же ощутила под руками детские ножки, связанные веревками.

— Ты говоришь загадками, я не понимаю тебя, я не видела тебя…много лет. — лихора-дочно что-то пыталась сообразить Ника. — Если бы ты подошёл ко мне, я бы конечно уз-нала, но я не помню…

— Нет? — подскочил мужчина к Нике, и, рванув её к себе, тут — же отбросил обратно на пол. — Ты говоришь, не помнишь меня?

Мужчина забегал по комнате, а Ника, опять нащупав в темноте узел, потянула его на себя, и с волнением почувствовав, что верёвка поддалась, стала вытягивать её из узла.

— Сиди тихо! — шепнула она сыну, хотя вероятно, это было напрасное предупреждение. Дети до сих пор не проронили ни единого слова, просто из-за того, что в рот им был всу-нут кляп. Ника, секунду передохнув, потянулась было опять к сыну, но тут мужчина, ос-тановился и выхватив откуда-то из темноты комнаты скрипучий расшатанный стул, усел-ся с размаху на него, напротив Ники, уставившись на неё.

— Конечно, ты меня и сейчас, навряд ли, узнала бы. — словно раздумывая произ-нёс он, и помолчав добавил. — Ну, почему ты тогда меня не узнала? Почему?

Мужчина повторил свой последний вопрос с надрывом и, закрыв лицо руками, замер. Глухой стон вдруг вырвался из его груди, и Ника испуганно замерла, теребя конец ве-рёвки, нащупанной на руках сына.

— Если бы ты знала, если бы видела, что ты сделала со мной за все эти годы! — почти простонал мужчина, не отнимая рук от своего лица.

— Я? — растерянно произнесла Ника. — Но в чём ты можешь обвинить меня, в чём? Ес-ли бы я это знала, может, и поняла бы тебя!

Мужчина, вскочив со стула, опять забегал по комнате, всё также, сжимая голову руками. Ника теперь потянулась к дочери, нащупала узел, и, обламывая ногти, стала опять тя-нуть веревку. Узел поддался, ослабел, и, Ника торопливо стала разматывать его. Но тут мужчина резко подскочил к Нике, схватив за плечи, и, рванув её к себе, хрипло зашептал:

— Наконец ты со мной! Уедем Вероника, уедем отсюда! Уедем туда, где нас никто не знает. Начнём жизнь по-новому, ведь все эти годы я только и мечтал об этом. О нашей с тобой жизни! Иди ко мне! Иди! — рванул он Нику к себе, приближая своё лицо к её лицу.

— Что ты делаешь? Опомнись! — Ника уперлась в грудь мужчины дрожащими руками.

— Я хочу, хочу наверстать упущенное! — тяжело дыша, мужчина опять приблизил своё лицо к Нике.

Она беспомощно оглянулась на две тёмные фигурки, неподвижно застывшие у окна.

Неужели она испугается его?

— Послушай ты, кажется, забываешься? — громко, с вызовом бросила Ника, и тотчас тяжелая рука со звоном опустилась на её лицо.

— Ты неисправим! — держась за щеку, превозмогая боль и слёзы, засмеялась она. — За столько лет пора научиться разговаривать с женщиной другим языком… Оттого Игорь, ты наверное и несчастлив…

— Да, я несчастлив и несчастен! — произнёс мужчина с чувством ненависти в голосе, и сердце Ники странно заныло в груди. Неужели это страх…или жалость? А может это предчувствие. Дурное предчувствие…

— Да, я несчастен! — повторил Игорь. — Но мои несчастья пошли от тебя. Да-да, ты ис-коверкала мою жизнь, ты иссушила моё сердце, ты измучила меня за столько лет! Ты… и тебе подобные!

— Значит, не только я виновата в твоих несчастьях! Но ты решил отомстить именно мне? — отозвалась с вызовом Ника. — Для этого надо было ехать сюда, убивать мою мать, по-хищать моих детей, разорять меня, чтобы, в конце — концов, ты мне мог сказать, как ты любишь меня, и как ты несчастлив из-за меня…

— Нет, нет! Я не хотел этого ничего! Не хотел! Я не хотел смерти тёти Марии, я не хо-тел ничьей смерти. Нет! Неправда всё это!

Мужчина закрыл лицо руками и со стоном опустился на пол. Ника стала лихорадочно разматывать верёвку на руках дочери, с опаской поглядывая на неподвижно застывшую фигуру Игоря. Наконец он заговорил, не отнимая лица от ладоней:

— Ты думаешь, я ненормальный?

Ника не отвечала. Она вспомнила кровать с залитыми кровью простынями… и вздох-нула… В комнате воцарилась тишина.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, наконец мужчину, но тот вдруг рез-ко поднявшись с пола, одёрнул куртку, и спокойным, но каким — то бесцветным голосом произнёс:- Всё! Пора кончать это кино!

У Ники мелко задрожали руки, а ноги стали ватные и словно чужие…

— Я нашёл письмо в доме твоей матери. Оно написано твоим любовником. А это значит…значит, что ты и он, до сих пор…

Мужчина запнулся, и, хлопнув себя по карману, резко произнёс:

— Ну, всё! Сидите тихо! И что — бы мне ни звука…иначе убью!

Он опять выразительно похлопал себя по карману, и Ника поняла, там пистолет!

Поезд остановился и проводник- киргиз, мужчина в годах, кое — как открыл дверь ва-гона, ставшую как-будто тяжелой от намёрзшего на ней толстого слоя белого инея.

Добродушно улыбаясь, он похлопал по плечу светловолосого мужчину лет сорока с не-большим, довольно приятной наружности, по выправке которого можно было безоши-бочно угадать человека военного. У ног мужчины стояла небольшая дорожная сумка. Видимо мужчина приготовился к выходу. Проводник протёр тряпкой поручни и посто-ронился. Мужчина, выйдя из вагона, повернулся к проводнику и что-то ему сказал. Тот заулыбался и закивал головой, а мужчина поднёс руку к элегантной кожаной фуражке отделанной мехом, и словно откозыряв пожилому киргизу, наконец, повернулся и пошел по перрону.

Казалось, ночной ветер продувал насквозь этот маленький перрон, потому-что мужчи-на, зябко передернув плечами, и подняв выше воротник своей щеголеватой куртки, то-ропливо зашагал к кучке таксистов, собравшихся небольшой группой у одной из машин. Несмотря на довольно поздний вечер и холодный ветер, они что-то горячо обсуждали между собой. Мужчина неторопливо подошёл к ним, и обратился к крайнему таксисту:

— Работаешь?

Тот, окинув оценивающим взглядом мужчину, ответил:

— Смотря куда!

— Ну, если мне не изменяет память, и если не изменилось прежнее название улицы, то на Фабричную. — ответил мужчина, следуя за таксистом, который не теряя даром вре-мени и клиента, уже открывал дверь автомашины.

— Это что за чудеса сегодня! — воскликнул водитель, плюхаясь на переднее сидение, и открывая дверь для клиента. — Сегодня у нас просто паломничество на Фабричную улицу.

— Это почему же? — спросил мужчина, усаживаясь рядом с водителем.

— Да дедок у нас тут один таксует нелегально. Мы, правда, молчим пока. Как-никак пенсионер, да и бабка у него при смерти как-будто…

— Так что-то с его бабкой случилось? — перебил мужчина таксиста.

— Да нет! — протянул тот. — Я к тому, что он сейчас с поездки вернулся, бабёнку тут од-ну молодую на ту улицу подвозил…

Словоохотливый водитель, поворачивая голову направо и налево, вглядывался в шоссе. Наконец, взвизгнув тормозами, автомобиль лихо сделал разворот и выехал на главную проезжую часть дороги, в этот поздний час тихую и спокойную.

— Так что же, та бабёнка ограбила вашего дедка? — шутливо произнёс мужчина, на что водитель хохотнул весело, и, помотав головой, продолжил:

— Да бабёнка та ничего. Попросила дедка подождать её у одного дома. Ну, он её и остался ждать. Мало ли в поздний час чего попросят. Может обратно отвезти. Да и жен-щина, вроде не так страшно. Пенсионеру ведь подзаработать хочется. Ждал, ждал, по-шёл в дом, а там, эта баба молодая возится с пожилой женщиной. У старухи нога про-стрелена, кровищи кругом. Старик испугался, убегать собрался, да баба молодая к нему прицепилась…