Янтарная Цитадель

Родись в Парионе, подумала Танфия, я бы все это знала, и не выставляла себя на каждом шагу невежественной дурой! Она мучительно завидовала Элдарету и другим лицедеями, не понимающим своего счастья.

Поэт был так ненатужно утончен, так вежлив. Танфия не могла представить его опускающимся, как Руфрид, до язвительных отповедей. Рядом с ним Руфрид казался глуповатым землепашцем в куда большей степени, чем рядом с Каламисом. Честно это было или нет, но не сравнивать Танфия не могла.

– Положение в Парионе становилось невыносимым, – говорил Салиоль. – Улицы полны грязи, солдат и рекрутов, этих тощих негодяев. Всюду тащат эти проклятые каменные глыбы; по улицам не пройти. Я как-то проходил по улице Вязов, когда строители упустили канаты, и глыба рухнула, и раздавила рекрута прямо у меня на глазах. Я слышал, как у него треснули бедра. И меня чуть не придавило. Вся накидка в грязи была.

– Бедняжка ты наш, – сухо отозвалась Аштарь.

– Добывать съестное становится все труднее, – заметил Мириас. В нем и Зоре, единственных из всей компании, не было напускной самозначимости, за что они Танфии сразу понравились. – А знаете, почему? Слишком многих земледельцев забрали или в рекруты, возводить эту проклятую Башню, или в солдаты. – Он ткнул пальцем в сторону Руфрида. – Останься вы дома, вас уже давно самих забрали бы! В наших краях они обучают новых солдат. Иначе они могли бы не заметить, насколько это не по душе это нахиллейцам.

– Что несколько их подельников сегодня умерли, они точно заметят, – проронил Элдарет. – Как и то, что немалый отряд не вернулся из Саванных гор.

– Ну, лавину на них не мы спустили! – пробурчал с набитым ртом Руфрид.

– Не знал я, что они так стремятся меня отыскать. – Элдарет покачал головой и налил себе еще вина. – Не знаю, льстит это мне, или все же пугает.

– Расскажи, Элдарет, – попросил Сафаендер, – где тебя носило?

Странник поведал собравшимся о шаэлаир, о том, как его спасли Линден с Танфией, о бегстве через подземелье. Поэт слушал, явно делая в уме пометки. Танфии очень хотелось спросить, сделает ли он из этого рассказа драму, когда все кончится?

– Теперь я начинаю понимать, – проговорил Сафаендер, когда Элдарет умолк. Голос у него был прекрасный – такой выразительный, такой культурный. Все примолкли. – Эти новые выдвиженцы Граннена кажутся такими скотами, особенно старшие. Граннен и сам скот. Где они находят таких негодяев в Авентурии, когда наш край столь долго был обиталищем любви и сострадания? Походит на то, что они отыскали худших людей в каждой местности, поставили их над прочими и дали волю худшим их порывам. Лишенные семьи и друзей, смягчавших их нрав, они губят себя – и нас заодно. Но после вашего рассказа о замфераях, и пещере кристалла, я чувствую, что истина лежит глубже. Дело в самой зауроме. Это не просто вырвалась на волю горстка мерзавцев – на их месте может оказаться любой из нас. Никогда прежде я не думал, что все прочее рухнет в одночасье, включая достоинство каждого из нас, стоит только рухнуть завету.

– Теперь, когда ты установил проблему, – заметил Элдарет, – ты подскажешь решение?

– Ты достаточно знаком с моими работами, – с некоторым раздражением отозвался Сафаендер, – чтобы знать – я не отвечаю на вопросы, я их ставлю. Не знаю, как покончить с этим. Я вижу лишь горе, голод, гибель всякой культуры. Пустеют деревни и города, а царь засасывает своих подданных в Башню, и та перемалывает их, как бесовской ветряк.

– Вот за это я тебя люблю, Саф, – вздохнул Элдарет. – За твое несгибаемое жизнелюбие.

Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.

– Однако, – продолжил Элдарет, – едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.

– Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.

– Это ничего не изменит. Пора решаться.

Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.

– Станем ли мы, – негромко проговорил он, – бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?

– Что ты хочешь сказать, – спросил Руфрид, – «на бой»?

– Я говорю – поднять оружие против царя.

Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.

– Это значит – мятеж, – проговорил Мириас. – И усобица.

– Нет, мы не можем, – отозвался Сафаендер.

– Мы не за этим пришли! – воскликнул Линден. – Мы хотели…

– Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.

Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.

– Но заурома имеет две стороны, – проговорила она. – Если народ ополчается на своего правителя, он ополчается против земли, и дух завета нарушается!

– Завет уже нарушен! – воскликнул Элдарет. – Хуже стать не может!

– Это было бы грешно, друг мой, – твердо ответил Сафаендер. – Я писатель, а не гулящий человек вроде тебя. Я лишь хочу вернуть прежний порядок вещей.

– Поздно! Ничто не будет как прежде, если только мы не приглядим за этим сами – а иначе, как силой, мы не изменим ничего. Ты мечтаешь прожить остаток дней в стыде и страхе? Хочешь не написать более ни строчки, хочешь, чтобы книги твои сожгли, а имя предали забвению?

– Это слова, лишенные содержания, Элдарет. Я не могу прислушаться к ним. Пока что ты меня не тронул.

Танфия воззрилась на Сафаендера. Слова его потрясли ее, но увидев на его лице, в его глазах искреннюю боль, она смягчилась. Руфрид тоже взирал на поэта, но с легким омерзением, отчего девушка немедленно ощетинилась – как он смеет судить самого Сафаендера, не зная, через что тот прошел?

– В таком случае неплохо, что есть и более мягкие сердца, Саф, – язвительно заметил Элдарет. – А что скажет твоя паства?

– Они поступят по моему примеру.

– В этот раз не будь так уверен. – Глаза странника блеснули. – Страшно, а? Но нельзя пройти через огонь, не ступив на угли.

– Я с тобой! – воскликнул Руфрид.

– Тогда и я тоже, – поддержал его Линден. – Если это единственный способ вернуть Имми.

Танфия не сводила взгляда с Сафаендера, думая: «Для меня он был богом – но вот он, просто человек, несчастный, страдающий, и я хочу одного…». Она едва не коснулась его руки, когда голос Руфрида вывел ее из забытья:

– Танфия?

Перед глазами стояло пузырящееся кровью вспоротое горло.

– Нет. Я не могу сражаться, – решительно выпалила она. – Я согласна с Сафаендером.

– Что?

– Это будет неправильно! Если вы следуете за богиней, вы должны верить, что жизнь священна. Мы станем не лучше царя, поможем ему разрушить заурому, а не исцелим ее! Это может быть лишь крайней мерой! Должен найтись способ решить дело миром!

Все взоры обратились на нее. К своему ужасу, девушка услыхала аплодисменты со стороны лицедеев. Собственная страстность потрясла ее.

– Но, – проговорила она чуть спокойней, – что б мы не решили, мы должны держаться вместе. Больше у нас нет никого.

– Хорошо сказано! – Сафаендер с теплой улыбкой глядел на нее, и по жилам девушки пробежал огонь.

– И Танфия, конечно, права, – согласился Элдарет. – Давайте же соединим руки и поклянемся в верности друг другу и нашему делу: остановить царское безумие силой – если не удастся добром.

Одиннадцать рук сомкнулись над свечами. И каждый ощущал жал пламени и тепло чужих ладоней, и глаза горели от величия затеянного.

– Мы клянемся освободить Авентурию от проклятья, навлеченного на нас царем. Да одарят нас силою Нут и Анут. От сего дня будем в сем тверды.

Ладонь Сафаендера накрывала руку Танфии, но девушка поняла это, только когда их пальцы разомкнулись. Когда подняли бокалы за успех, взгляды их встретились поверх стеклянных кромок.