Облепиховое пламя

— Кто разрешил тебе поднять глаза на хозяина, ничтожная рабыня?!

— Б-бывшего х-хозяина, — последовал затем тихий, заикающийся голос, принадлежавший девушке.

— Парни, я не ослышался или она поправила меня?!

— Кир, накажи девчонку, — ответили ему.

— И накажу, будь уверена, Роза, — судя по всему, говорившийся снова обращался к единственной в лабиринте девушке. — Как ты посмела мне перечить?!

Стараясь не издавать лишних звуков и шума, я зашла внутрь лабиринта и двинулась по направлению к голосам. К счастью, они находились не в самых дебрях лабиринта, я быстро вышла на них и, притаившись, спряталась за кустарником, откуда меня было не видно.

Взору моему предстала такая картина:

Одна девушка, пятившаяся назад, и трое парней, один из которых возвышался перед ней, точно лев над овечкой. Двое других — один черноволосый, у второго волосы были каштанового оттенка — стояли ко мне спиной и курили, от них исходил сильный запах вишнёвых сигарет. Парни не вмешивались, не принимали участия, но и помогать девице из этих двоих никто не собирался.

— Кирилл, прошу, — взмолилась Роза, глядя на него снизу затравленным, зашуганным взглядом лани, — оставь меня в покое! Что я тебе сделала?! — в сердцах вскрикнула она, однако тут же осеклась и замолчала.

— Ты, верно, позабыла, — оскалился парень, — как нужно обращаться к господину? Разве я дал разрешение на то, чтобы называть меня по имени?

Парня, которого я окрестила львом, звали Кирилл, исходя из слов девушки. Волосы у него были светло-русого оттенка с золотыми, будто выгоревшими на солнце прядями. В голубых глазах — лёд и презрение. Прямой, греческий нос. Губы, скривившиеся в издевательской ухмылке. Выражение лица у него было какое-то садистское — Кирилл явно испытывал удовольствие, унижая бывшую рабыню, питаясь её страхом, безысходностью, бессилием её положения.

Девушку, которую я сравнила с овечкой и ланью одновременно, именовали Розой. Она значительно уступала в росте возвышающему над ней парню, совсем низенькая, прям-таки малютка, рост её, наверное, сантиметров сто шестьдесят, если не меньше. Светленькое личико ангела или куклы с розовыми, румяными щеками. Пшеничные волосы собраны в причёску в викторианском стиле: волосы с двух сторон от лица разделены на две косички, обвитые вокруг ушей и закрепленные на затылке. В зелёных, как листва, глазах застыли капли слёз, точно роса. Одета Роза была в длинную тёмно-синюю мантию, в ногах на траве валялся кремового оттенка чепец.

— Хорошо, милая, давай так, — Кирилл с шумом выдохнул, сдерживая какое-то животное, рвущееся наружу чувство. — За нанесённое мне оскорбление от твоего неповиновения ты соглашаешься мне прислуживать. Только это будет наш с тобой маленький секрет. Никто не должен знать.

Но и у белой розы с нежными лепестками есть шипы.

— Нет! Ни за что! — выкрикнула она и толкнула его в грудь руками. — Я теперь свободна! Свободна, слышишь! — девушка чуть ли не билась в истерике. — Ты больше мне не хозяин, не господин! Ты не властен над моей судьбой!

Парень, вскинув руку, занёс оную для удара. Роза отшатнулась, прикрывая руками лицо. Я же чуть не выскочила из убежища, чтобы защитить её. Однако ноги как будто приросли к земле, я была не в силах шевельнуться то ли из-за шока, то ли из-за страха. Трусиха! Ты трусиха, Нора!

Но и я, бывает, ошибаюсь.

Кирилл не собирался её ударить.

Он сдержанно, я бы сказала, даже с нежностью схватил её за горло, заставив посмотреть прямо в его ледяные глаза. Склонившись над её лицом, парень произнёс:

— Я не сказал тебе, что будет, если ты откажешься. И позволь напомнить: ты, может быть, теперь не рабыня, но твои родители всё ещё под моей властью, я их хозяин и господин. Не забывайся впредь, дорогая моя Роза, и не забывай сказанное мной. Думай, что делаешь и что говоришь. За каждое твоё своеволие платить будут твои родители! Ты поняла меня?! — последние слова он прорычал, выдыхая ей прямо в губы, почти касаясь их своими.

Дружки Кирилла, давно кончив со своим вишнёвым табаком, безразлично взирали на происходящее.

Роза, затюканная, кивнула. По щекам её скатились слёзы.

— Ну-ну, не нужно плакать, — парень попытался её приласкать, она даже не стала сопротивляться, думая, наверное, о своих несчастных родителях, находящихся под властью её бывшего господина. — Так что насчёт нашей сделки? Вернёмся, пожалуй, к её сути, — говорил он неспешно, с подробностями. — Ты либо прислуживаешь мне, либо я лишаю тебя невинности прямо здесь, в этом лабиринте. Старый привратник не услышит, в институте переполох из-за иномирян, будь они прокляты! Никто не придёт тебе на помощь. А будешь сопротивляться и кричать — мне придётся попросить помощи у своих друзей. Они, я уверен, не откажутся от такого подарочка, как ты.

«Так, — решила я, — с этим нужно что-то делать. И срочно!»

Ноги по-прежнему отказывались подчиняться.

Меня, впрочем, всё равно опередили.

— Достаточно! — жёстким тоном оборвал Кирилла черноволосый.

— Я ещё не закончил, Демьян! — не согласился с другом он.

Названный Демьяном продолжил:

— Девчонка трясётся чуть ли не от припадка. В данный момент есть занятия гораздо важнее, чем укрощение строптивой игрушки.

— И то верно, — согласился с черноволосым другой парень с каштановыми волосами. — Отпусти свою девку. Продолжишь, когда нас не будет. Или, если она ослушается, мы продолжим все вместе вечером, — последние слова, я знала, предназначались для ушей Розы.

— Вы правы. Оба, — кивнул Кирилл. — Марш отсюда! — приказал, как собачке, взмахнув рукой.

Девушка, одной рукой утирая слёзы, другой подняв с земли чепец, рванула из лабиринта прочь. Однако я убежала раньше неё, чтобы не быть пойманной с поличным за подглядыванием. Как будто не при делах, я спокойно, стараясь усмирить учащённое дыхание, продолжила свой путь к главному входу в МагИнститут. Роза же, оказавшись на дороге и опередив меня, вошла в здание раньше.

Я остановилась, глядя ей в след.

Хотелось что-то сделать для этой девушки, помочь как-нибудь, утешить хотя бы, поддержать. Но, думаю, моё сочувствие или, как она может подумать, жалость ей вряд ли будут нужны. Я же, преисполненная предубеждением и отсутствием опыта общения со сверстниками, плохо разбиралась в людях.

Только успела переступить порог института, как передо мной возникла женская внушительного роста фигура, и прозвучало вопросительное:

— Нора Волженская?

— Д-да, — подтвердила я немного растерянно. — Всё верно.

— Почему опаздываем? — отчитали меня. — Ваши сокурсники прибыли около пяти минут назад, из министерства они телепортировались на двадцать минут позже вашего. Могу я поинтересоваться, — съязвила женщина, — что вас задержало?

— Вы, собственно, кто? — проигнорировав её вопрос, задала свой.

— Куратор, — коротко ответила она.

Женщина была значительно выше меня, а мой рост, чтобы вы понимали, чуть больше ста семидесяти сантиметров, но, стоя перед ней, я чувствовала себя гномом. Блондинистые, коротко стриженные на манер мужчин волосы. Грубые, неаккуратные черты лица. Одета она была в тёмно-зелёный мундир и такого же оттенка брюки, образ завершали чёрные кожаные сапоги, начищенные до блеска.

— Пройдемте, мисс, из-за вашего опоздания и так пришлось задержать презентацию, — продолжила куратор, и голос её изливал желчь.

Развернувшись по-солдатски, женщина чеканным шагом направилась в неизвестную мне сторону. Последовала за ней, чувствуя неприятный осадок от знакомства. Отчего все здесь такие неприветливые?

Почувствовала себя неловко, когда оказалась в большой, просторной аудитории, набитой знакомыми лицами. Мои одногруппники. Куратор предложила мне занять место там, где будет удобней стоять и слушать, а сама прошла вперёд, чтобы занять позицию перед нами.

Выискав взглядом в этой небольшой толпе из пятнадцати человек определённое лицо, я улыбнулась и направилась поздороваться.