Взлет сокола

Мордет вошел в камеру, находящуюся в глубоком подземелье его владения. Тощий, бледный человек с черными жирными волосами, зачесанными на одну сторону, приветствовал его.

– Лорд Мордет, заключенная находится в камере для допросов. Желает ли ваша светлость, чтобы я доставил ее сюда? – Слова в каменной камере звучали холодно и скользко.

– Нет, – ответил Мордет. – Я сам пойду к ней. Я слишком долго этого ждал. – Его губы кривились в довольной усмешке. – Отпустите ее охранника. Я хочу говорить с ней один. И казни часового на двадцатом посту. Он с опозданием спросил пароль и, хотя я ответил неправильно, пропустил меня.

Крота кивнул и повернулся к двери.

– И еще. Крота, после того, как ты уйдешь, проследи, чтобы никто не побеспокоил меня.

Крота кивнул и, повернувшись, что-то тихо сказал в узкую щель. Через некоторое время вооруженный охранник вошел в камеру, отдал честь Мордету и вышел в открытую дверь. Крота снова поклонился и вышел вслед за ним.

Мордет стоял в прихожей, смакуя миг победы. Его рот наполнился слюной, как будто он стоял перед столом для званых гостей, заполненным изысканными яствами. Его почти маниакальное желание дождаться этого момента действительно было похоже на чувство голода. И вот ожидание подошло к концу.

Он бросил взгляд в отполированное серебряное зеркало, висевшее на широкой стене комнаты. Человек, смотревший из зеркала, был тенью. Его волосы и глаза были словно темные отблески ночи. На нем была черная сатиновая рубашка с черными деревянными пуговицами, скреплявшими ткань на широкой груди, и кожаные бриджи. С его могучих плеч тяжело свисала черная накидка, своим длинными концом слегка касавшаяся его полированных сапог. Удовлетворенный, Мордет холодно улыбнулся своему отражению. Он чувствовал страх, который оно может внушать.

Мордет уверенными шагами пересек комнату, сильным толчком открыл тяжелую дверь и вошел в тускло освещенную прямоугольную камеру. На двух противоположных стенах горели два факела, а в камине, возвышавшемся у третьей стены, дымилась и пылала большая жаровня. Серные испарения серого цвета поднимались вверх и поглощались воронкообразным дымоходом. Из колец, вмурованных в стены, свисали различной длины цепи с наручниками на концах. Рядом с жаровней лежали металлические прутья; концы некоторых из них были воткнуты в пылающие угли. В середине комнаты стоял массивный стол, на котором лежала женщина с привязанными к столу толстой и жесткой веревкой руками и ногами. Когда Мордет вошел, у нее только слегка двинулись, следя за ним, полные презрения глаза. Мордет подошел к женщине и наклонился к ее уху; она щекой почувствовала его влажное и жаркое дыхание. Ее немигающий взгляд был направлен на заплесневевший потолок, дышала она ровно и спокойно, и только блузка подрагивала от бешеного биения ее сердца. Ее подмышки и ладони были влажными от огромного нервного напряжения. Соленый пот разъедал ободранные запястья под тугими узлами веревки. Ее крепкие бедра и икры были слегка напряжены, как бы не желая смириться с вынужденной неподвижностью.

Черный Лорд посмотрел на свою пленницу и засмеялся:

– Митра, как я ждал этого момента; ждал с того времени, когда умер твой возлюбленный. Тебе нужно было бы видеть, как он умирал, Митра. Это была прекрасная агония, когда тело его раскалывалось от боли, легкие разрывались и жидкость медленно вытекала из задыхающегося рта… И с того момента, как он умер, я думал только о тебе, Митра, только о тебе. Да, как бы мне хотелось, чтобы ты тоже была там и смотрела, как умирает твой драгоценный возлюбленный. – Его губы были прижаты к мочкам ее ушей, голос его был мягкий и завораживающий, как движения змеи.

– Я была там, Морелуа.

Это имя означало “Повелитель Пустоты”, и сорвалось с ее губ, словно удар, отбросивший Мордета от нее. Точно так же называл его Рата перед тем, как умереть, и Повелитель Тьмы приходил в ярость, когда его так называли. До него доходили слухи, что кое-кто из этих несчастных крестьян называл его так вслед за Верховным Магом, и сейчас он услышал это из уст возлюбленной Мага. Он сильно ударил Митру по щеке, отчего ее голова дернулась вбок, стукнувшись о грубый деревянный стол.

– Я не намерен мириться с такой дерзостью, – промурлыкал Мордет. – Мне хотелось бы услышать от тебя нечто иное, нежели безудержную хвалу твоему мертвому, возлюбленному или оскорбления в мой адрес. Расскажи мне лучше о Прадате.

– Нет, Морелуа, я не сделаю этого. Я была там, Морелуа, и видела твою победу и твое поражение. Я видела, как ты сразил Рату, но я слышала, как он поклялся вернуться и избавить Кешью от твоего уродства. Его голос и есть голос Прадаты, голос правды. Нет, Морелуа, ничего я тебе не скажу, ибо здесь правишь не ты.

Мордет медленно подошел к жаровне и взял один из раскаленных добела прутьев. Он внимательно осмотрел прут, как будто искал в металле изъян, затем повернулся и подошел к Митре.

– Вот здесь ты не права, Митра. Именно я управляю всеми живущими на свете. Я приношу им боль и поражение. Боль – это всегда победа, Митра. Смерть – это для меня полная победа. Здесь я Мордра, а повсюду в других местах Мордет. Страх – мой союзник, Митра. В союзе с ним я сокрушу тебя; мы сокрушим Митру из Прадаты.

Его смех звучал словно хруст костей, и Митра поневоле вздрогнула.

– В моем случае тебе не помогут ни боль, ни страх, Морелуа. Прадата свобод на и таковой останется навсегда. – Голос ее звучал вызывающе, почти переходя в пронзительный крик, и Мордет сердито сдвинул брови.

– Возможно, Митра. Возможно. Но сказать тебе правду, твоя смерть не входит в мои планы – по крайней мере, твоя немедленная смерть. У тебя не так много последователей. Прадата – это маленькая группа неразумных борцов, но их трудно обнаружить и потому трудно уничтожить. Для моих солдат гоняться за Прадатой – работа не из легких. Сперва я думал, что они идут за Ратой, и я уничтожил его. Я ошибся, не Рату они любят, а тебя. Отсюда я заключил, что уничтожив их любовь к тебе, я навсегда уничтожу и Прадату.

– И снова ты ошибаешься, Морелуа, потому что мои люди не утратят любовь ко мне или к Прадате. – Ее голос звучал низко и угрожающе, словно рычанье львицы, охраняющей свою стаю. Митра часто использовала власть своего голоса, чтобы вызывать различные образы у своих учеников или чтобы усмирить диких зверей, когда она пряталась среди них. Но только после смерти Раты она стала использовать эту власть против людей – своих врагов; и когда их воля была подавлена, Митра побеждала. Но когда Мордет, под влиянием голоса Митры, почувствовал прикосновение страха, он быстро справился с этим. Его не проведешь на мелких колдовских штучках.

– Митра… дорогая, прекрасная Митра. – Мордет сладко улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. – Есть одна вещь, которую Прадата ненавидит, и ты отлично знаешь, что именно. Прадата возненавидит все, что угодно, если это окажется связанным со мной, Митра.

– Я никогда не склонюсь перед тобой, Морелуа. По крайней мере, это ты должен знать твердо. Я не боюсь тебя. Ты не можешь победить.

Мордет протянул свою сильную руку и погладил ее бедро. Мышцы Митры напряглись при его прикосновении, еще более отталкивающем из-за своей фальшивой нежности. Он медленно развязал ее пояс, расстегнул пуговицы на груди, и скоро она лежала на столе совсем нагая.

– Нет, Митра, возлюбленная мертвого Верховного Мага, мне нет нужды убивать тебя, чтобы уничтожить Прадату. Именно ты сделаешь то, что уничтожит этих, любимых тобой людей. Ты родишь мне ребенка – дитя, которое, когда вырастет, будет править этим миром, дитя, которое уничтожит Прадату самим своим сущест shy;вованием. Нет, Митра, мне нет нужды убивать такую прекрасную женщину, как ты… – Его рука поглаживала беззащитное тело Митры, и она задрожала от отвращения.

– Ублюдок! – выкрикнула она и плюнула ему в лицо. Он наклонился и хотел поцеловать ее, но она изловчилась и укусила его за щеку, впившись зубами в мягкую плоть. Кровь, пролившаяся Митре прямо на лицо, жгла ей глаза. Она снова хотела укусить его, но он вовремя отпрянул и что было силы ударил ее рукой по плечу. От удара Митра потеряла сознание и лежала на столе без движения. Мордет начал целовать ее распухшие губы, слизывая капающую с них кровь.