Как лист осенний... (СИ)

Она несмело высунула голову наружу — с улицы едва доносились звуки блюзовых мелодий, но в самом доме было тихо. В комнате темно, только эфемерный свет просачивается сквозь незаметные щелочки в занавесях и тонкими лучиками тянется к стене, чтобы, коснувшись её, стать безжизненной белесой кляксой.

"Мы чужие на этом празднике жизни, Киса, — прибрела невесть откуда горькая мысль. — Чужие? Как бы не так!"

Милка решительно встала, поправила сбившееся платье (откуда оно взялось, вроде бы была одета по другому, но для прогулки по городу в самый раз), с трудом отодвинула баррикаду от двери и босиком пошлепала в гардеробную поискать подходящую к платью обувь. Темно? Да нет, не совсем, глаза привыкли, и темнота была больше похожа на угасающие вечерние сумерки, когда закатившееся солнце шлет прощальные приветы засыпающей земле.

Милка легко сбежала по лестнице, сделала несколько пируэтов на гладком полу, притопнула, слушая, как звонко стучат каблучки мягких полусапожек с высокой шнуровкой и, хлопнув дверью, выскочила на улицу: — "А что горевать-то? Решение принято и обжалованию не подлежит! Это выбирать трудно, терзаться в сомнениях, как принц датский: — "Быть или не быть? Вот в чем вопрос!", а сейчас-то — пыль морская!".

Беззаботные люди небольшими компаниями двигались по бульвару в центр города, откуда доносились звуки музыки. На Милку никто не обращал внимания — идет себе человек один и пусть себе идет. Тем более что она ничем не отличалась от окружающих, чья одежда была куда более странна и непостижима, чем Милкино вечернее платье.

Идущая впереди худенькая девушка-подросток оглянулась, подождала Милку и приветливо спросила:

— Ты недавно здесь, да? А как ты… — она осеклась на полуслове и пристально уставилась на Милку, беззастенчиво разглядывая её. — Но ты же…

— Я только сегодня приехала, к тетушке, — вдохновенно выдала Милка приготовленную заранее заготовку, — она вот там живет, — и махнула рукой в трудноопределимом направлении. Пойди разберись, город хоть и небольшой, но не могут же все друг друга знать.

— К тетушке, да? — девчонка усмехнулась, явно не поверив ни одному слову, — ну тогда пойдем, я покажу тебе местные достопримечательности. Ты ведь ещё, наверное, ничего не видела, — она по-дружески взяла Милку под руку и свернула с бульвара на соседнюю улочку, — а потом ко мне в гости зайдем.

— Стойте, — запыхавшийся мужчина едва не врезался в девушек. — Яринна, я пойду с вами.

Милка заулыбалась (основной инстинкт, что поделать) и жеманно пискнула: — Лично я не против.

А что такого, вполне симпатичный сопровождающий, к тому же знаком с её спутницей, но реакция Яринны её поразила:

— Ты? — она ощерилась, показав великолепные клыки, — кто пустил тебя сюда, пасынок фортуны? Или ты вел себя, как герой, в последнюю минуту боя? А, я знаю, ты и здесь схитрил, как всегда…

— Яринна, — мужчина примирительно поднял руки, — не будем о прошлом, я не виноват в том, что Авенир погиб. Поверь, не по моей вине!

— Теперь я знаю правду, Делеор, — угрожающе прошипела девушка, — всю правду, а не то, что ты мне пытался за неё выдать.

Милка только и успевала, что переводить взгляд от Яринны к Делеору. Ничего себе, с ходу попасть в чужие разборки!

— Ладно, ладно, — мужчине явно хотелось закончить дело миром. — А сейчас можно я поговорю с твоей подружкой? Наедине…

— Она моя. — С тихим шелестом за спиной Яринны развернулись тонкие кожистые крылья. Одно из них рванулось к мужчине и острые когти на конце крыла прочертили кровавую полосу на лице Делеора. Тот отшатнулся, но Яринна уже визжала на предельно высокой ноте. — Ты живой, как и она!

Мужчина прыгнул к разъяренной Яринне, пытаясь заткнуть ей рот. Куда там! Сильный удар отшвырнул его к ажурной ограде. Делеор вцепился в решетку, увитую вьющейся лозой, пытаясь удержаться на ногах, но с мучительным стоном сполз на землю, где и затих. Со всех сторон неслись встревоженные крики — народ спешил принять участие в неожиданном веселье.

— Готов, — Яринна брезгливо пошевелила ногой застывшего неподвижно Делеора и, убедившись, что тот надежно обезврежен, развернулась к Милке. — А теперь ты…

Продолжения Милка уже не видела, потому что ещё один основной инстинкт бросил её в спасительную темноту, а ноги не останавливались, пока тело не втиснулось в какую-то узкую нору под раскидистым кустом, похоже вечнозеленым, потому что жесткие листья торчали во все стороны, как иголки у ёжика. Но всё это она осмыслила потом, когда включился мозг, находящийся в этот момент в режиме экстренной перезагрузки. И вывел его из этого заторможенного состояния величественный звон колокола, возвещающий начало нового дня. Просто дежа вю какое-то…

Раздвинув неподатливые ветки, Милка осмотрелась — шалун-ветер гоняет опавшие листья по брусчатой мостовой, с тихим плеском льется вода в чашу фонтана, эхом затихает вдали минорное звучание колокола. Правду говорят, хочешь спрятать лист, схорони его в лесу! Вот и она неосознанно прибежала туда, где её меньше всего будут искать — на площадь, полную праздной толпой. А сейчас, как Милка поняла по царившей вокруг тишине, город опять пуст. Ну и, слава богу, можно вылезать без опаски! И удирать со всех ног отсюда, пока светло! Куда глаза глядят!!!

* * * * *

— Всё, больше ничего нет, — и подпрыгнула от неожиданности, услышав голос сына:

— Мы опаздываем!

— Куда? — обескуражено переспросила я, наклоняясь к Сашке, чтобы растормошить его и убедиться, что с сыном всё в порядке.

— Тренировка уже началась, Паладин не простит нам задержки, и мы опять будем торчать в замке… — его басок постепенно перешел в еле слышное бормотание и затих. Никак не привыкну к тому, что сын иногда разговаривает во сне. Неясный силуэт, возникший сзади, заставил меня вздрогнуть:

— Пусть спит, не трогай, — я обернулась и онемела от злости. Я-то надеялась, что ЭТОТ оставил меня в покое, уйдя без прощальных слов, а он… Мало того, что вломился в мою жизнь со своими проблемами, так ещё и хозяйничает в моем доме! Что меня так возмутило? Парень прижимал к лицу махровое полотенце (оно так хорошо гармонировало с моим новым кафелем и висело в ванной больше для красоты), которое теперь было больше всего похоже на мокрую грязно-салатную тряпку с расплывчатыми бурыми пятнами.

— Так, — он небрежно бросил на пол испачканное полотенце и, досадливо скривившись, потер затянувшийся рубец на левой щеке, — что будем делать?

А я во все глаза смотрела на парня — джинсы были в пыли, водолазка на груди висела выдранным клоком — голова, наконец, стала соображать:

— Ты был ТАМ? Твое имя Делеор?

— Меня зовут Макинтош, — вызверился парень, — поняла? Макинтош!

— Подумаешь, — я пожала плечами. Как он себя величает — его личное дело… — А я — Татьяна.

— Мне всё равно, — безразлично кинул парень, то есть Макинтош, — ты мне неинтересна.

— Тогда что тебе надо?

— Я уже говорил — вытащить Милку.

— Уже поняла, а как?

Макинтош задумался на минуту и выдал:

— Ты пойдешь.

— Я? И что я там забыла? — завопила я во весь голос, ничуть не беспокоясь о том, что на дворе ночь и все вокруг, и мои мужики в том числе, видят двадцатый сон. — Я что тебе, девять-один-один? Ты Милку завел бог знает куда, так иди и приведи обратно, мироходец хренов!

Парень тряхнул меня так, что зубы клацнули:

— Заткнись, я ясно сказал, что не могу. Кто знал, что твоя подруга такая шустрая! Сидела бы у Дарьи и горя не знала. Травница её многому научить могла — и ворожить, и колдовать, и лечить, заодно и посмотрела бы, чем Милка станет…

— Так пусть Дарья и сходит, — наивно предложила я, немного успокоившись.

— Как ты не понимаешь! Тир-А`Ннах — мертвый город, склеп, там нет живых, кроме твоей Милки! — он опять схватился за голову. — И Стражей…

— А я что там сделаю?

— По-крайней мере ты в курсе событий, — Макинтош крепко ухватил меня за плечи, лишая возможности сбежать, и уставился мне в лицо, замораживая немигающим взглядом лучистых глаз, опушенных густыми ресницами. Пораженная убийственной логикой, я только и успела выкрикнуть: